...Это не сон! [сборник] - Тагор Рабиндранат (2014)

– А что толку? Что с вас возьмешь?

– Верно, взять с меня нечего, и все же вы держите меня в заключении…

Внезапно погрустнев, Бинодини тихонько вздохнула.

– Разве этот дом – тюрьма для вас? – серьезно спросил Мохендро.

Слуга внес лампу, поставил ее на треножник и ушел.

Прикрыв глаза ладонью от яркого света, Бинодини ответила, потупившись:

– Тюрьма?.. Не знаю… Мне трудно с вами спорить. Ну, я пойду, у меня дела…

Вдруг Мохендро схватил ее руку и, крепко сжав, сказал:

– Но если вы смирились с оковами, зачем бежать?

– Пустите меня, как вам не стыдно! К чему удерживать того, кому все равно бежать некуда? – Бинодини решительно вырвалась от Мохендро и быстро вышла.

Мохендро откинулся на благоухающую подушку. Сердце его учащенно билось. Это безмолвие сумерек, пустая комната, ласковый весенний ветер… и сердце Бинодини, которое, кажется, бьется здесь, рядом с ним! Мохендро совсем потерял голову… Он погасил свет, запер дверь, опустил жалюзи и сразу же лег.

Постель тоже словно подменили, матрац стал гораздо мягче. И снова этот аромат – то ли сандаловое дерево, то ли еще что-то, – не разобрать. Мохендро ворочался с боку на бок, тщетно призывая и стараясь удержать в памяти прежние образы.

Часов около девяти вечера в запертую дверь постучали.

– Откройте, – услышал он голос Бинодини. – Вам принесли поесть.

Мохендро вскочил и кинулся было к двери. Он уже положил руку на засов, но… не открыл его.

Без сил опустился он на циновку.

– Нет, нет, я не голоден, я не хочу есть… – тихо сказал он.

– Может, вам нездоровится? – послышался снаружи встревоженный голос. – Хотите, я принесу воды или еще чего-нибудь?

– Нет, мне ничего не нужно.

– Не обманывайте меня, вы больны. Откройте!

– Нет, нет, – воскликнул Мохендро. – Ни за что! Уходите.

Он снова лег. В темноте он пытался отыскать на опустевшем ложе и в своем изменчивом сердце хотя бы память об отсутствующей Аше. Когда Мохендро наконец убедился, что ему не уснуть, он зажег лампу и сел за письмо к жене.

«Аша, возвращайся скорее, не оставляй меня одного, – писал он. – Ты Лакшми моя. Когда тебя нет, мои желания сбрасывают оковы и влекут меня куда-то. Но ничто не озарит дорогу, по которой я пойду. Мне нужен свет твоих любящих, доверчивых глаз. Приезжай скорее, моя вера, мое счастье, моя единственная! Успокой меня, защити, заполни мое сердце! Спаси меня от греха, от страшного кошмара забвения…»

Так изливался Мохендро перед Ашей. Много еще написал он ей за долгую ночь. Издалека чуть слышно донесся бой храмовых часов. Пробило три. Улицы притихли. Не стало слышно шума экипажей. Даже голос певицы, доносившийся из верхнего этажа соседнего дома, потонул в объявшем землю сне и покое. Воспоминания об Аше и письмо, в котором он излил волновавшие его чувства, успокоили Мохендро. Он лег и тотчас же заснул.

Когда Мохендро проснулся, был уже день и в комнату заглядывало солнце. Он торопливо сел на постели. Теперь почему-то все события прошедшего вечера не казались ему такими серьезными. Мохендро встал, и вдруг ему попалось на глаза письмо, лежавшее на столике под чернильницей.

«Чего только я тут не написал! – думал он, перечитывая письмо. – Прямо как в романе! Хорошо еще, что не отослал. Что подумала бы Аша, если бы прочла все это! Скорее всего, она мало бы что поняла из написанного». Мохендро стало стыдно, что из-за пустяка он поддался слабости. Он изорвал письмо на мелкие клочки и написал Аше спокойную коротенькую записку: «Долго ли ты еще пробудешь в Бенаресе? Если дядя пока не собирается возвращаться, напиши – я приеду за тобой. Без тебя скучно».

Глава 27

Аннапурна встревожилась, когда через несколько дней после отъезда Мохендро к ней явилась Аша, и поэтому принялась подробно расспрашивать племянницу.

– Ты так расхваливаешь свою подругу, Чуни, что можно подумать, будто лучше ее на свете нет, – сказала она.