Нож - Ю. Несбё (2019)

– Ну, он этого не исключает. С другой стороны, подобные симптомы наблюдались у меня с подросткового возраста. И поскольку я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь был другим, Столе сказал: возможно, это просто черты моей личности. Или же синдром возник в ранней юности, после смерти матери. Горе ведь легко спутать с ПТСР.

Кайя уверенно помотала головой:

– Я уже получила свою порцию, так что я знаю, что такое горе. А ты, Харри, очень напоминаешь мне солдат, которые уезжали из Афганистана в период обострения ПТСР. Некоторые из них впоследствии стали инвалидами, другие покончили с собой. Но знаешь что? Хуже всего было тем, кто вернулся без этого диагноза. Они проплыли мимо радаров психологов и превратились в неразорвавшиеся бомбы, которые представляют опасность как для себя самих, так и для окружающих.

– Но я ведь не был на войне, я просто потерял близкого человека.

– Ты был на войне, Харри. И пробыл на ней слишком долго. Ты – один из немногих полицейских, которым пришлось несколько раз убивать по долгу службы. А уж поверь мне, мы в Афганистане навидались подобного, так что я знаю, что может произойти с человеком, убившим кого-то.

– Не драматизируй. Я тоже знаю подобные случаи и не раз видел, как одни запросто стряхивают это с себя, а другие и вовсе ждут следующей возможности.

– Ты прав, все очень индивидуально. Но для сколько-нибудь нормального человека огромное значение имеет также причина убийства. Согласно данным исследования, проведенного корпорацией РЭНД[25], как минимум двадцать, а скорее даже почти тридцать процентов американских солдат, служивших в Афганистане или Ираке, заработали ПТСР. То же самое касается американских солдат, воевавших во Вьетнаме. А вот аналогичные показатели для солдат антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне в два раза ниже. Психологи объясняют это мотивацией: все прекрасно понимали, почему надо сражаться с Гитлером. Тогда как солдаты, служившие во Вьетнаме, в Ираке и Афганистане, не понимали, за что они воюют. И когда эти люди вернулись домой, общество не только не устраивало парадов в их честь, но, напротив, смотрело на них с подозрением. А солдаты без посторонней помощи не могут включить тему убийства в убедительный рассказ, оправдывающий их. В таком контексте легче убивать за Израиль. В армии этого государства количество военнослужащих с ПТСР составляет всего восемь процентов. Не потому, что там насилие носит не такой гротескный характер, а потому, что солдаты воспринимают себя защитниками маленькой страны, окруженной врагами, и имеют широкую поддержку своих сограждан. Это дает им оправдание для убийства – простое, конкретное и этичное. То, что они делают, необходимо и наполнено смыслом.

– Хм… Ты хочешь сказать, что и я, когда убивал, действовал из соображений необходимости? Да, убитые приходят ко мне по ночам, но я без раздумий и промедлений вновь спускаю курок. Раз за разом.

– Ты относишься к тем восьми процентам, у которых диагностируют ПТСР, несмотря на то что у них имеются все основания для оправдания своих убийств, – пояснила Кайя. – Однако эти люди неосознанно, но активно ищут способ возложить вину на себя. Вот, например, ты сейчас считаешь, будто виноват в…

– Слушай, давай закроем эту тему, – перебил ее Харри.

– …в том, что Ракель мертва.

В гостиной стало тихо. Харри смотрел в никуда, непрерывно моргая.

Кайя сглотнула.

– Прошу прощения, я, кажется, допустила бестактность. На самом деле я вовсе не хотела, чтобы это так прозвучало.

– Ты права, – сказал Харри. – Одна маленькая поправка: я вовсе не ищу способ возложить на себя вину. Я действительно виноват в том, что произошло. Если бы я не убил сына Свейна Финне…

– Ты просто делал свою работу.

– …то Ракель была бы жива.

– Я знаю хороших врачей, специализирующихся на ПТСР. Тебе нужна помощь, Харри.

– Да. Помощь в поимке Финне.

– Твоя самая большая проблема не в этом.

– Ошибаешься, именно в этом.