Японец заколебался. Ахимас ждал, отсчитывая секунды. В спрятанной за спину левой руке был зажат нож. Еще пять секунд, и надо будет бить. Ждать больше нельзя.

Пять, четыре, три, два…

Японец еще раз поклонился, отдал портфель, а пакет взял обеими руками и приложил ко лбу. Умирать ему, видимо, еще было рано.

Ахимас отдал честь, развернулся и вошел в приемную. По коридору уйти было невозможно – это показалось бы японцу странным.

Просторная комната. Впереди кабинет начальника – Фандорин наверняка там. Слева окно. Справа табличка «Секретная часть».

Адъютант маячил у двери начальника, что было кстати. Ахимас сделал ему успокоительный жест и нырнул в дверь справа. Там снова повезло – фортуна добрела прямо на глазах. Не кабинет, где пришлось бы импровизировать, а коридорчик с окнами во двор.

Прощайте, господа жандармы.

Ахимас Вельде переходит к последнему, третьему пункту своей программы.

* * *

На присутственный этаж генерал-губернаторского дома вошел бравый жандармский капитан, строго спросил у служителя, где кабинет надворного советника Хуртинского, и зашагал в указанном направлении, помахивая тяжелым портфелем.

Хуртинский встретил «срочного курьера из Петербурга» фальшиво-любезной улыбкой. Ахимас тоже улыбнулся, но безо всякой фальши, искренне – давно ждал этой встречи.

– Здравствуй, мерзавец, – сказал он, глядя в тусклые серые глаза господина Немо, лукавого раба monsieur NN. – Я – Клонов. Это – портфель Соболева. А это – твоя смерть. – И щелкнул навахой.

Лицо надворного советника сделалось белым-белым, а глаза черными-черными, потому что расширившиеся зрачки начисто съели радужную оболочку.

– Я все объясню, – беззвучно прошелестел начальник секретной канцелярии. – Только не убивайте!

– Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже лежал с перерезанной глоткой. А мне нужно от тебя другое, – повысил голос Ахимас, изображая ледяную ярость.

– Все что угодно! Только ради бога тише! Хуртинский высунулся в приемную и велел, секретарю никого не впускать.

– Послушайте, я все объясню… – зашептал он, вернувшись.

– Великому князю объяснишь, Иуда, – перебил Ахимас. – Садись, пиши. Пиши! – Он замахнулся ножом, и Хуртинский в ужасе попятился.

– Хорошо-хорошо. Но что писать?

– Правду.

Ахимас встал за спиной у дрожащего чиновника.

Надворный советник пугливо оглянулся, но глаза вновь стали из черных серенькими. Должно быть, хитроумный господин Немо уже раскидывал мозгами, как будет выкручиваться.

– Пиши: «Я, Петр Хуртинский, повинен в том, что из алчности совершил преступление против долга и предал того, кому должен был верно служить и всемерно помогать в его многотрудном деле. Бог мне судья. Довожу до сведения Вашего императорского высочества, что…»

Когда Хуртинский дописал слово «судья», Ахимас ударом ладони переломил ему шейные позвонки.

Подвесил труп на шнурке от фрамуги. С удовлетворением посмотрел в удивленное лицо трупа. Неблагодарное занятие – валять дурака с Ахимасом Вельде.

Всё, дела в Москве были закончены.

* * *

С почтамта, все еще не сняв жандармского мундира, Ахимас отправил телеграмму monsieur NN по резервному адресу. Из газет было известно, что Кирилл Александрович еще вчера отбыл в Петербург.

Депеша была такого содержания:

«Расчет получен. Г-н Немо оказался недобросовестным партнером. Возникли осложнения с г-ном Фандориным из московского филиала компании. Требуется Ваше содействие. Клонов».

Поколебавшись, указал адрес в «Троице». Определенный риск в этом, конечно, был, но, пожалуй, в пределах допустимого. Теперь, когда известно, кто таков NN, вероятность двойной игры представлялась незначительной. Слишком важная персона, чтобы суетиться.