Снеговик - Ю. Несбё (2017)

Харри покачал головой и вяло улыбнулся: ему нравилось прямодушие пакистанца.

— Вот и хорошо, — сказал Али, отсчитывая сдачу. — А как там косметический ремонт?

— Ремонт? — Харри взял сдачу. — Вы имеете в виду уничтожение грибка?

— Какого грибка?

— У меня парень работает, Стурманн или как там его, он обнаружил домовый грибок в подвале…

— Грибок в подвале? — Али изумленно посмотрел на Харри.

— Так вы что, не знаете? — Теперь удивился Харри. — Вы же председатель кооператива. Я думал, он с вами говорил.

— Нет, может, он договаривался с Бьёрном.

— А кто этот Бьёрн?

— Человек, который тринадцать лет живет на первом этаже, — ответил Али, бросив на Харри строгий взгляд. — И все это время он был заместителем председателя.

— Ах, Бьёрн! — отозвался Харри, изобразив лицом, что имя ему знакомо.

— Я обязательно проверю, — заверил его Али.

Оказавшись в квартире, Харри стянул ботинки, пошел в спальню и лег на кровать. В отеле, в Бергене, он так и не смог заснуть, а тут отключился, едва голова коснулась подушки. Когда он проснулся, во рту пересохло, желудок терзала боль. Он встал и пошел попить, но, выйдя в прихожую, застыл на месте.

Когда Харри пришел домой, он ничего не заметил и только теперь разглядел, что погром в квартире закончился.

Он походил по комнатам. Чудеса. Стены были восстановлены просто безупречно! Он мог бы поклясться, что тут вообще ничего не трогали. Только дырки от гвоздей исчезли — их аккуратно замазали. Он коснулся стены в гостиной, чтобы убедиться, что это ему не привиделось.

На столе лежал лист бумаги — записка, буквы четкие, даже красивые.

Я его уничтожил. Больше вас не побеспокою. Стурманн.

P. S. Я порезался и запачкал кровью стеновую панель. Когда кровь попадает на необработанную деревянную поверхность, смыть ее невозможно. Выход один — покрасить всю стену красным.

Харри опустился в кресло и принялся разглядывать голые стены.

И только выйдя в кухню, он понял, что чудеса не закончились. Потому что календаря с Ракелью и Олегом на месте не было. Небесно-голубое платье. Он громко выругался и принялся яростно рыться в мусорном ведре, проверил даже пластиковый контейнер, что стоял на заднем дворе. Только тогда ему стало ясно, что двенадцать счастливейших месяцев его жизни уничтожены вместе с мусором.

Психиатр Хьерсти Рёдсмуэн понимала, что этот рабочий день будет для нее особенным. Пока она шагала по коридору психиатрического отделения Хёукеланнской больницы, что в Саннвикене, солнце торжественно взошло над Бергеном и брызнуло в окна. Больницу столько раз переименовывали, что лишь немногие бергенцы знали, что официально она теперь называется больница «Саннвикен», но «закрытое» отделение не переименовывали, так оно и оставалось «закрытым», как будто ждали указания и объяснения, что название это неправильное, а самое главное — унизительное.

Встреча с пациенткой, которая сидела под такой охраной, какой у них в отделении еще никогда не было, одновременно страшила и радовала. Этические принципы и подходы они заранее обговорили с Эспеном Лепсвиком из КРИПОС и Мюллером-Нильсеном из бергенского управления полиции. Пациентка находилась в состоянии психоза — допрашивать ее было нельзя. Хьерсти же как психиатр беседовать с пациентами умела только ради их собственного блага, отчего помочь полицейскому расследованию не могла. Нельзя было забывать и о врачебной тайне. Поэтому ей самой придется определять, что из услышанного ею важно для следствия, и добиваться от пациентки более подробных объяснений. Но даже эта информация не могла быть использована в суде, потому что исходила от психически неуравновешенного человека. Короче говоря, в смысле этики и юриспруденции ей придется пройти по настоящему минному полю, причем малейшая ошибка может иметь самые катастрофические последствия, так как все ее действия будут проверяться и перепроверяться судейскими и журналистами.