Снеговик - Ю. Несбё (2017)

— Да к чему вы это все, шеф?

— К тому, что пострадает доверие населения к столичной полиции. Дерьмо льется вниз, Харри. Чем выше начинают, тем его больше. А все потом вывалится на простого человека, что стоит в самом низу. Как только мы потеряем доверие, Харри, как только народ подумает, что полиция допустила такой промах, — всё, мы проиграли. Контроль потерян. Я полагаю, ты понимаешь, что стоит на кону.

— Шеф, у меня мало времени, — сказал Харри.

Начальник управления перестал изучать взглядом городскую панораму и вперился в Харри:

— Ты знаешь, что означает «камикадзе»?

— Безбашенный японец, который направляет свой самолетик на американский авианосец.

— Я тоже так думал. А Гуннар Хаген сказал, что сами японцы это слово никогда не употребляют, это какая-то ошибка американских шифровальщиков. Камикадзе — это название тайфуна, который спас японцев, когда они воевали с монголами когда-то там в одиннадцатом веке. Переводится как «ветер божественного провидения». Поэтично, да?

Харри не ответил.

— И теперь нам нужен такой ветер, — сказал шеф.

Харри медленно кивнул. Он понял.

— То есть кто-то должен взять на себя вину за то, что Катрину Братт взяли в полицию? И не раскусили? Короче, за все это дерьмо? — назвал вещи своими именами Харри.

— Конечно, мне не по себе оттого, что я вынужден просить тебя об этом. Особенно потому, что я прошу спасти и мою шкуру. — И начальник Полицейского управления снова перевел взгляд на город. — Муравейник, Харри. Вечный муравейник. Безропотный труд, лояльность, самоотречение — все это нужно только в муравейнике.

Харри провел ладонью по лицу. Предательство. Кинжал в спину. Трусость. Он попытался проглотить ярость. Убедить себя, что начальник прав. Кем-то нужно жертвовать, причем вина должна остаться на как можно более низкой ступени полицейской иерархии. Довольно справедливо. Вот только надо успеть сначала допросить Катрину Братт.

Харри выпрямился. Он даже испытал некоторое облегчение, потому что давно чувствовал, что с ним покончено. Так давно, что успел с этим смириться. Так покидали сцену его коллеги из общества мертвых полицейских: без фанфар, без почестей, оставив за собой только уважение тех немногих, кто знал всю подноготную. Муравейник…

— Я понимаю, — согласился Харри. — Вы только проинструктируйте меня, что конкретно я должен сказать. Но, полагаю, мы в любом случае должны объявить о пресс-конференции, которая состоится через несколько часов, когда у нас будет больше информации.

Начальник управления покачал головой:

— Ты не понимаешь, Харри.

— В деле возникли новые обстоятельства…

— Но об этом доложишь не ты.

— Мы проверим… — Харри запнулся. — Что вы сказали?

— Предложение было именно таким, но Гуннар Хаген с ним не согласился и решил взять всю вину на себя. Он сейчас у себя в кабинете пишет объяснительную. Я хотел тебе об этом сообщить, чтобы ты все знал до начала пресс-конференции.

— Хаген? — переспросил Харри.

— Отличный солдат, — ответил шеф и похлопал Харри по плечу. — Я поехал. Пресс-конференция в восемь в большом зале, хорошо?

Харри посмотрел на удаляющуюся спину и почувствовал, как в кармане завибрировал мобильный. Он взглянул на дисплей, чтобы решить, стоит ли отвечать.

— Love me tender, — сказал Хольм в трубку. — Я в Институте судебной медицины.

— Что у тебя?