Стигмалион - Кристина Старк (2018)

– Затем, что мы нужны друг другу. Мы не сможем друг без друга. Когда я увидел тебя там, на лестнице, все изменилось. Все изменилось и теперь не сможет быть прежним. Я хочу быть с тобой…

Долорес глянула на меня так, словно не понимала ни слова.

– Я о многом думала, пока была одна, – забормотала она. – Теперь я знаю, что побыть одной в течение некоторого времени – полезно. Никто не нарушает твои мысли. Никто не отвлекает. И тогда мысли выстраиваются ровными рядами. Идеально ровными рядами. Каждая на своем месте.

Ей точно дали что-то сильное. Она была слегка заторможена, говорила вяло и медленно.

– И до чего же ты додумалась? – спросил я, мысленно готовясь к самому худшему.

– Есть вещи, которые мы делаем, потому что желаем этого всей душой. Любим, общаемся, занимаемся любовью, готовим вкусную еду… и есть вещи, которые мы делаем от безысходности, потому что другие варианты крайне неудобны или попросту невозможны. Например, жуем сухари, когда нет нормальной еды, или живем в маленьких комнатушках, когда нет денег на большие дома. Так вот, Вильям, нас с тобой связывает только безысходность. Я устремилась за тобой, потому что хотела знать, каково это – принадлежать кому-то. Хотя бы мимолетно. Я всю жизнь гналась за этим. Меня сводили с ума мысли о прикосновениях и обо всем, что делают мужчины и женщины, когда остаются наедине. В детстве я страшно ревновала Сейджа к каждой приближающейся к нему девчонке, потому что он был единственным, к кому я могла прикасаться. Я думала, что если его заберут у меня, то я лишусь последнего сокровища… Став старше, я решила подавлять свои чувства, желания, потребности. И у меня получалось. Пока я не встретила совместимого человека и все не вышло из-под контроля… Все мое естество захотело тебя, оно было готово атаковать, победить и взять. Ведь это было восьмое чудо света и величайший соблазн – человек, не оставляющий ожогов. Мужчина. Привлекательный и сильный. Всегда возникающий рядом, спасающий от чужих посягательств, ожогов, проблем. Позволяющий остаться в его постели, накладывающий повязки на раны, даже варящий суп… Будь смелой, Долорес, – говорило мне тело. Ведь это то, чего ты хочешь. Протяни руку и возьми. Убей всех, кто будет мешать. И я протянула, и взяла, и готова была проливать за тебя кровь, и плевать на всех остальных…

У меня внутри все перемешалось, запуталось и затянулось узлом. Как же хотелось заткнуть ей рот поцелуем и оборвать ряд всех этих умозаключений, ведущих к огромной ошибке. Ведь поцелуям под силу выключать мысли?

– И ты был ведом теми же чувствами. Я уверена в этом. Ты устремился за мной, потому что я была совместима с тобой. Не оставляла ожогов и была готова, как уже пригорающий пирог. Параметры биологической совместимости заменили нам любовь. Анатомия заменила чувства. И только беда, в которую попала Айви, напомнила тебе, что любовь – это не биология, совместимость и прочая чепуха. Это танец душ… Вильям? Ты слушаешь?

Нет.

Все вовсе не так.

Ровные ряды мыслей только кажутся ровными. На самом деле они громоздятся хаотично, выпирая и врезаясь друг в друга.

– Ты ошибаешься, – сказал я. – Лори, ты ошибаешься, черт побери. Все совсем не так. Анатомию и биологию я мог взять у кого угодно, я знал как. Но ты дала мне нечто иное. Теперь я знаю, каково это – не хотеть спать, потому что не хочется прекращать думать о другом человеке. Теперь я знаю, что такое любить…

Долорес продолжала смотреть в окно, как будто все, что я сейчас сказал, не имело большого значения.

– Любовь – это когда тебя впечатывают в стену и предупреждают: «Беги, пока я держу себя в руках»?

Она заплакала, две слезы перечеркнули бледные щеки. Я сел с ней рядом и обнял, но она оттолкнула меня.

– Прошу тебя, позволь мне все исправить, – застонал я, приходя в полное отчаяние.

– Прием окончен. – В палату вошел Сейдж и мрачно уставился на заплаканное лицо сестры. – Пора закругляться.

– Лори…