Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер (2014)

Некоторые обратили осуждающие взоры на прокурора штата, считая, что он действовал необдуманно и поторопился посадить Квеберта. Были и такие, кто полагал, что, подписав пресловутое заключение, он поставил крест на своей дальнейшей карьере. Прокурора отчасти спас Гэхаловуд. Как руководитель полицейского расследования, он взял всю ответственность на себя: созвав пресс-конференцию, заявил, что это он арестовал Гарри Квеберта, но он же и выпустил его на свободу, и это не парадокс и не провал, а, напротив, свидетельство исправного функционирования правосудия. «Мы никого не посадили по ошибке, — сказал он многочисленным журналистам. — У нас были подозрения, мы их рассеяли. В обоих случаях мы действовали последовательно. В этом и состоит работа полиции». И, объясняя, почему потребовалось столько лет, чтобы установить личность преступника, сослался на свою теорию концентрических кругов: Нола была центральным элементом, вокруг которого вращалось множество других. Чтобы найти убийцу, их требовалось отсекать по одному. Но вся эта работа могла быть проделана лишь благодаря тому, что было обнаружено тело. «Вы утверждаете, что на раскрытие этого убийства ушло тридцать три года, — напомнил он собравшимся, — но в действительности нам понадобилось всего два месяца. Все остальное время ничего не происходило: нет трупа — нет убийства. Только пропавшая без вести девочка».

Хуже всего понимал сложившуюся ситуацию Бенджамин Рот. Однажды под вечер я случайно столкнулся с ним в отделе косметики одного из крупных торговых центров Конкорда, и он сказал мне:

— С ума спятить, я тут вчера ездил к Гарри в его мотель: можно подумать, он вовсе не рад, что с него сняли обвинение.

— Он просто грустит, — объяснил я.

— Грустит? Выиграл дело — и грустит?

— Грустит потому, что Нола умерла.

— Да она уж тридцать лет как умерла.

— А теперь умерла по-настоящему.

— Не понимаю, что вы хотите сказать, Гольдман.

— Меня это не удивляет.

— В общем, короче, я к нему заехал сказать, чтобы он распорядился насчет дома: у меня были люди из страховой компании, они всем займутся, но ему надо связаться с архитектором и решить, чего он хочет. У него был такой вид, как будто ему вообще пофиг. Все, что он соизволил мне сказать, это: «Отвезите меня туда». Ну мы поехали. Там еще куча всякого хлама в этом доме, вы в курсе? Он все там бросил — мебель, какие-то уцелевшие вещи. Говорит, ему больше ничего не нужно. Мы там больше часа проторчали. За этот час я угробил ботинки за шестьсот долларов. Я ему показывал, что он может забрать, особенно из старинной мебели. Предлагал ему снести одну стену, чтобы расширить гостиную, и еще напомнил, что он может подать в суд на штат за моральный ущерб, нанесенный судебным делом, и что с них можно слупить кругленькую сумму. А он даже не отреагировал. Я ему предложил связаться со службой перевозки, вывезти все, что уцелело, и сложить пока на мебельном складе, я говорил, что ему повезло, потому что до сих пор обходилось без дождя и без воров, а он ответил: не стоит. И даже добавил, что не важно, если его обворуют, по крайней мере, мебель кому-то пригодится. Вы что-нибудь понимаете, а, Гольдман?

— Понимаю. Дом ему больше не нужен.

— Не нужен? Это почему, интересно?

— Потому что больше некого ждать.

— Ждать? Кого ждать-то?

— Нолу.

— Да Нола же умерла!

— Вот именно.

Рот пожал плечами:

— В сущности, я с самого начала был прав. Эта маленькая Келлерган была шлюхой. Подстилкой всему городу, а Гарри просто остался в дураках: вляпался, романтик недоделанный, со своими нежностями, писал ей любовные записочки и даже целую книжку накатал.

Он сально хихикнул.

Это было уже слишком. Одной рукой я схватил его за ворот рубашки и прижал к стене, а локтем другой уперся ему в горло. Осколки склянок с духами разлетелись по полу.