Чёрный город - Борис Акунин (2012)

– Хорошо. Как я могу тебя отблагодарить?

– Я видел, как ты стреляешь. Почти как я стреляешь. Хочешь мне «спасибо» сделать, давай вместе Хачатур убьем. У тебя одна враг меньше, у меня одна враг меньше. Жизнь лучше.

– Но… Из-за этого я еще больше буду у тебя в д-долгу.

– В долг плохая человек дает, «ростовщик» называется, – назидательно сказал Гасым. – Я долг не даю, не беру. Я честный люблю, справедливый. Поможешь мне Хачатур убивать – у нас с тобой честно выйдет.

– Выгодная сделка. С-согласен.

«Кажется, Бог все же есть. Отобрал одного помощника – и тут же дал взамен другого». Мысль возникла сама собою, и Фандорину сделалось очень стыдно. Как будто он предал Масу. Наклонился, поправил сползшую голову раненого.

– Далеко до твоего «спокойного места»?

Ответ был флегматичен:

– Что такое «далеко», что такое «близко»? Бывает, пять шаг – далеко. А бывает, сто верста близко. Два часа идти будем. Или три. Расскажи что-нибудь, время быстро побежит. Ты кто за человек, что делаешь?

– Долго рассказывать. Трех часов не хватит, – пробормотал Эраст Петрович, щупая шейный пульс у раненого.

– Тогда я говорить буду. Люблю говорить. А ты слушай, да?

– Идет. Только сначала ответь: ты сказал, что враг твоего врага – твой друг. – Фандорин испытующе смотрел на своего спасителя, который согласно кивал папахой. – Но когда ты вытаскивал меня из колодца, ты еще не знал, что Однорукий мой враг.

– Не знал. – Гасым потрепал коня по челке. – Но так умирать никто нельзя. Я бы даже Хачатур из скважина вынул. Потом, конечно, зарезал бы, но утонуть в яма не дал бы…

Он вдруг сделался мрачен, засопел.

– Один вещь тебе расскажу. Только слушай. Как это, не перебивай, да? Волнуюсь, когда про это рассказываю. Сердце стучит… Мой отец – папа, да? – тартальщик был. Который в скважина внизу стоит, ведро нефть черпает. Задохнулся папа, в яма помер. Два старший брат у меня был, тоже нефть тарталил. Один живой сгорел, когда пожар. Другой обвал засыпала. Который засыпала, Муса звать, красивый был, умный, хотел школа учиться. Деньги не было, копить надо. Поэтому скважина работал. Боялся, но работал. Когда Муса помер, мама тоже помер. Он Муса сильно любил. Перед смертью мама мне сказал: «Гасым, пойдешь в скважина работать, я тебя с тот свет прокляну». Я испугался, не пошел в скважина, стал амбал – тяжелая груз носить. Мне семнадцать лет был – я мог один рука шесть пуд поднимать. Двадцать лет был – один как три амбал работал. Много работал, в день два рубля получал. Потому что очень кушать хочется. А я много кушаю. Пилав кушаю, баранина хороший кушаю, изюм и урюк сильно люблю.

– Ты уже г-говорил.

– Э, не перебивай, да? – немножко засердился Гасым. – Слушай, вздыхай, говори «ай-ай».

Эраст Петрович сказал:

– Ай-ай.

Приложил Масе ладонь ко лбу. Лоб был ледяной, на нем осталась нефтяная полоса.

«Я черный, как трубочист, причем трубочист-эфиоп».

– Аллах знает, глупо я жил. Сколько за день заработал, столько скушал. Тогда я стал думать. Думаю: буду таскать мешки, чтобы кушать, потом помру. И получится, что я жил на белый свет, чтобы таскать мешки и кушать. Обидно. Думал я про это, думал, долго думал, и случился один хороший вещь. – Гочи улыбнулся приятному воспоминанию. – Дождь была, грязь была. Улица ходить нельзя, кто чистый. Амбал – можно. Амбал – все равно. Коляска-экипаж подъехал. Там богатые русские, пьяные. Одна кричит: «Эй, амбал, носи меня на тротуар! Рубль даю!» Другая кричит: «Меня носи! Десять даю!» Я думаю: десять рублей – пять дней кушать можно. Села она на меня…

– Женщина?