Каждому своё 4 - Сергей Тармашев (2019)

Но самое ужасное было ожидаемым, и все равно ударило ее больнее всего. У Порфирьева началось перманентное отмирание клеток спинного мозга, и остановить такое не в силах никто. Можно попытаться применить методику костномозговой трансплантации, но она знает ее сугубо теоретически. Как девяносто девять и девять процентов всех медиков погибшей планеты. Единственный специалист в стране, владеющей ею на практике, является мировым светилом и возглавляет головной НИИ в научном кластере Новосибирского Академгородка. Его вроде бы Шрецкий пригласил возглавить суперсовременный медицинский исследовательский центр, созданный в «Подземстрое-2», но связи с миром все равно нет. Выжил ли «Подземстрой-2» и знаменитый академик вместе с ним – непонятно. Овечкин говорил, что через год после ядерных взрывов ретранслятор, который он развернул, может пробиться сигналом на орбиту. Теоретически. Потому что расположен на возвышенности и имеет большую площадь антенны, которая теперь включает в себя защитный кожух ретранслятора. Но как все окажется на самом деле, никто не знает.

Была бы у нее анабиозная камера, она бы положила туда Порфирьева на год! С анабиозом ей работать не приходилось, это новая малоизученная технология, ее тоже мало кто знает. Но она бы справилась! Вот только анабиоза у нее нет. Как нет доноров для изготовления костномозгового трансплантата. Эта технология требует скрупулезной генетической совместимости, но во всем бункере нужному перечню требований отвечают только четыре человека: техник Владимир, бывший пожарный Александр, сотрудник ЭК Елена Ханнанова и сама Ингеборга. Владимир с Александром даже не рассматриваются, их состояние пока лучше, чем у Порфирьева, но еще пара месяцев экспедиций, и у всех троих будет один диагноз. Ханнанова согласилась пройти тесты на донорство, но результат оказался отрицательным. Она часто выходит на поверхность для работ в ангаре и обслуживания прибытия-отправления экспедиций. Ее спинномозговые ткани ослаблены частым воздействием антирада, и на восстановление до идеального состояния уйдет несколько месяцев.

Ингеборга отдала бы свой донорский материал не задумываясь, но это операция высокой степени сложности, которую сама себе не сделаешь. Все, что она может, это рассчитывать на донорство Ханнановой. Брилёв вчера согласился пойти навстречу, и Ханнанову перевели на работу на биофермы. Полковник даже пообещал назначить ей двойные нормы обеспечения в ближайшее время, как только биофермы заработают в полную силу. Но гарантий того, что трансплантация спасет Порфирьева, нет. Нет даже гарантий, что она сумеет эту операцию правильно провести…

– Чего ревешь? – рычание Варяга вывело Ингеборгу из тяжелых раздумий.

Пока она сквозь молчаливые слезы смотрела на жуткие данные результатов лечения Порфирьева, капитан вышел из биорегенератора, оделся и направился к выходу.

– Глаза слезятся, – соврала девушка, торопливо вытирая слезы. – Не выспалась, на мелкие цифры смотреть тяжело.

– Так увеличь шрифт, – Порфирьев мгновение внимательно смотрел на нее, но не стал ничего добавлять, и ушел.

– Везите следующего пациента, – негромко произнесла Ингеборга, касаясь вставленной в ухо капельки гарнитуры коммуникатора.