Отец моего жениха - Алайна Салах, Ольга Джокер (2019)

— Это не оправдание, Дима. Голодным ты не останешься, но твои траты, начиная с сегодняшнего дня, я урежу до прожиточного минимума среднестатического москвича. А остальное как-нибудь сами, ладно? Если тебе хватит пятьдесят тысяч рублей на аренду шикарных апартаментов, на оплату продуктов, универа и заправку автомобиля – конечно переезжайте.

Сын выглядит обескураженным. Пытается что-то возразить, но я поднимаюсь со стула и прощаюсь. Возможно в его глазах я выгляжу самым отвратительным родителем на свете, но в данной ситуации впервые чувствую, что поступаю правильно.

Юля

Остаток дня после учебы я штудирую Авито в поисках недорогих квартир, и прихожу к выводу, что без помощи Димы мне не справиться. Вряд ли после Барвихи он согласится переехать к Марьино, а аренды жилья в пределах Садового кольца мне одной не потянуть. Выходит, нужно потерпеть еще минимум два дня наедине с его отцом. Поехать в Маринке — не вариант, потому что на лекциях она всем видом давала понять, что на общение не настроена.

В Барвиху я намерено возвращаюсь после десяти вечера, до упора проторчав в кофейне в компании трех кофе и двух круассанов, чтобы не встречаться с Молотовым. Судя по припаркованному во дворе Range Rover, олигарх дома, но, к счастью, по пути в спальню я его не встречаю.

Впервые за дни пребывания Димы в больнице я не ставлю будильник на шесть, потому что уже знаю, что в такое время риск столкнуться с его отцом особенно велик. Сегодня мне ко второй паре, поэтому есть возможность выспаться.

Я выскальзываю из кровати в восемь тридцать и, выглянув в коридор, прислушиваюсь. В воздухе царит идеальная тишина, намекая на желанное уединение, поэтому я быстро переодеваюсь в футболку и шорты и спускаюсь на кухню, чтобы сделать себе завтрак.

Даже несмотря на одиночество, расслабиться все равно не получается, а потому когда начинаю разбивать яйца на омлет, одно из них шмякается на пол и растекается по плитке сопливо-желтой массой.

Со вздохом беру тряпку и, опустившись на колени, начинают собирать непокорный продукт птицеводства с пола.

— Ты почему снова полы драишь? — раздается сверху. — Я говорил: уборкой должна заниматься уборщица.

Меня словно в кипяток опустили. Ну почему наша первая встреча с Молотовым после ночного происшествия должна состояться именно так? Когда я снова на четвереньках.

— Я яйцо разбила, — бормочу я, поднимаясь. Надо для приличия повернуться к нему лицом, чтобы поздороваться, но не могу себя заставить, как не пытаюсь. Мне кажется, встреться мы взглядами, Молотов прочтет каждую мою мысль, поэтому я, положив склизкую тряпку в раковину, просто жду, когда он уйдет.

Звука удаляющихся шагов не слышно, и с каждой секундой напряжение во мне нарастает, да так стремительно, что начинают дрожать руки. Мысленно матерюсь и включаю воду, чтобы заглушить грохот сердца и опасные мысли, выламывающие виски. Почему я не слышу шагов? Он не уходит? Или Молотов тоже владеет навыками бесшумного перемещения, и я на кухне я уже давно одна?

Но если я одна, тогда почему спиной чувствую его присутствие? И аромат парфюма никуда не уходит, и подмышки по-прежнему мокрые. И позвоночник печет словно его нагревают газовой горелкой.

Господи, да не могу же я так вечно стоять. Это идиотизм какой-то. Надо обернуться, чтобы убедиться, что никого за мной нет.

Собрав в кулак все свое рязанское мужество, я тихо выдыхаю и медленно поворачиваюсь. Если бы меня в темечко ударила молния, вряд ли эффект был настолько же сильный, как от вида темно-синих глаз, смотрящих на меня в упор. Кислород стремительно исчезает из легких, замещаясь дозой пряно-древесного запаха, от которого кружится голова. Молотов стоит в каких-то десяти сантиметрах от меня, что почти касается моей груди тканью идеальной белой рубашки.