Полиция - Ю. Несбё (2013)

Столе взглянул на собеседника. Он краем глаза смотрел по телевизору сериал, в котором полицейские читали все эмоции людей по языку их тел. Язык тела — это, конечно, хорошо, но обычно человека выдает голос. Мускулы голосовых связок и гортани настроены так тонко, что могут формировать волны звука в различимые слова. Когда Столе преподавал в Полицейской академии, он обращал внимание студентов на то, что это само по себе чудо, и на то, что существует еще более чувствительный инструмент — человеческое ухо, способное не просто расшифровать такие звуковые волны как гласные и согласные, но и различить накал, напряженность и эмоции в голосе говорящего. Что на допросах гораздо важнее слушать, а не смотреть. Что небольшое повышение тона или почти незаметная дрожь в голосе являются более значительными сигналами, чем скрещенные руки, сжатые кулаки, величина зрачков и все другие факторы, которым нынешние светила психологии придавали огромное значение. С точки зрения Столе, эти факторы чаще сбивали следователей с толку и уводили расследование в сторону. Да, действительно, пациент, сидевший перед ним, выругался, но не это, а прежде всего давление на ушные мембраны поведало Столе, что пациент бдителен и зол. Обычно это не настораживает опытного психолога. Наоборот, сильные эмоции свидетельствуют о наступлении переломного момента в лечении. Но проблема этого пациента заключалась в том, что все происходило в неправильном порядке. Даже после нескольких месяцев регулярных встреч Столе не удалось установить с ним контакт, добиться близости и доверия. На самом деле терапия была настолько безрезультатной, что Столе подумывал прекратить лечение или направить пациента к одному из своих коллег. Проявление злости в спокойной атмосфере доверия — это хорошо, но в данном случае такое проявление могло означать, что пациент еще больше закрылся, еще глубже зарылся в свой окоп.

Столе вздохнул. Совершенно очевидно, что он принял неверное решение, но сейчас уже слишком поздно, и он решил двигаться дальше.

— Пол, — произнес он.

Пациент обратил его внимание на то, что его имя следует произносить не как Пауль, а как Пол. И не по-норвежски, Поль, а с твердым английским «л», хотя Столе не смог услышать разницу. Этот факт, в сочетании с аккуратно выщипанными бровями и двумя маленькими шрамами под подбородком пациента — следами подтяжки лица, поведал Столе, кто такой его пациент, в первые десять минут их первой встречи.

— Подавление гомосексуальности является обычным явлением даже в нашем очевидно толерантном обществе. — Он поднял глаза на пациента, чтобы увидеть его реакцию. — Я часто работаю с полицейскими, и один из них, проходивший у меня терапию, рассказывал, что наедине с собой он является открытым гомосексуалистом, но не может быть таковым на работе, потому что коллеги выживут его из коллектива. Я спросил, насколько он в этом уверен. В вопросах притеснения многое зависит от того, чего мы ожидаем от самих себя и какие ожидания, по нашему мнению, имеются у окружающих. Особенно у близких, друзей и коллег.

Он остановился.

Зрачки пациента не были расширены, кожа не изменила цвета, он не избегал взгляда в глаза, ни одна часть его тела не попыталась отвернуться от Столе. Наоборот, его узкие губы растянулись в слабую насмешливую улыбку. Но к своему удивлению, Столе Эуне заметил, что температура его собственных щек повысилась. Господи, как же он ненавидит этого пациента! Как он ненавидит эту работу!

— И что с тем полицейским? — спросил Пол. — Он последовал вашему совету?

— Наше время истекло, — сказал Столе, не глядя на часы.

— Мне любопытно, Эуне.

— Я связан врачебной тайной.

— Давайте назовем его Икс. И по вам я вижу, что мой вопрос вам не нравится. — Пол улыбнулся. — Он последовал вашему совету, и ничего хорошего из этого не вышло, так ведь?

Эуне вздохнул: