Турецкий гамбит - Борис Акунин (2000)

«Последние два месяца осадой Плевны фактически руководит старый и опытный генерал Тотлебен, хорошо памятный британцам по Севастопольской кампании. Будучи не столько полководцем, сколько инженером, Тотлебен отказался от тактики лобовых атак и подверг армию Османа-паши правильной блокаде. Русские потратили массу драгоценного времени, за что Тотлебена подвергали резкой критике, однако ныне приходится признать, что осторожный инженер прав. С тех пор, как месяц назад турок окончательно отрезали от Софии, в Плевне начался голод и нехватка боеприпасов. Тотлебена все чаще называют вторым Кутузовым (русский фельдмаршал, измотавший силы Наполеона бесконечным отступлением в 1812 году – прим. редакции). Со дня на день ожидается капитуляция Османа со всем его 50-тысячным войском».

Холодным, противным днем (серое небо, ледяная морось, чавкающая грязь) Варя возвращалась на специально нанятом извозчике в расположение армии. Целый месяц провалялась в Тырновском эпидемическом госпитале на больничной койке и даже вполне могла умереть, потому что от тифа умирали многие, но ничего, обошлось. Потом еще два месяца изнывала от скуки, дожидаясь, пока отрастут волосы – не ехать же стриженой под татарина. Проклятые волосы отрастали медленно, они и теперь не столько лежали, сколько стояли бобриком. Вид был жутко нелепый, но терпение кончилось – еще неделя безделья, и Варя просто сошла бы с ума от вида горбатых улочек опостылевшего городишки.

Один раз вырвался проведать Петя. Он все еще числился под следствием, но уже не сидел на гауптвахте, а ходил на службу – армия разрослась, и шифровальщиков не хватало. Петя сильно изменился: оброс жидкой, ужасно ему не шедшей бороденкой, отощал и через слово поминал то Бога, то служение народу. Больше всего Варю потрясло то, что при встрече жених поцеловал ее в лоб. Что это он, как покойницу в гробу? Неужто до такой степени подурнела?

Тырновское шоссе было запружено обозами, и коляска еле ползла, поэтому Варя на правах знатока здешних мест велела извозчику свернуть на проселок, что вел к югу, в объезд лагеря. Так хоть и дальше, но доедешь быстрей.

По пустой дороге лошадка затрусила живей, да и дождь почти прекратился. Еще часок-другой и дома. Варя фыркнула. Ничего себе «дома». Это в сырой-то палатке, под семью ветрами!

За Ловчей стали встречаться одиночные всадники – все больше фуражиры да деловитые ординарцы, а вскоре Варя увидела и первого знакомого.

Долговязая фигура в котелке и рединготе, нескладно сидевшая на понурой рыжей кобыле, – обознаться невозможно. Маклафлин! У Вари возникло ощущение deja-vu: во время третьей Плевны она точно так же возвращалась к расположению армии, и точно так же на дороге ей повстречался ирландец. Только тогда было жарко, а теперь холодно, да и выглядела она, наверно, получше.

И очень даже удачно, что первым ее увидит именно Маклафлин. Он человек прямой, бесхитростный, по его реакции сразу поймешь, можно ли показываться в обществе с такими волосами или лучше повернуть обратно. Да и новости опять же узнать…

Варя мужественно сдернула шляпку, обнажив свой постыдный бобрик. Проверка так проверка.

– Мистер Маклафлин! – приподнявшись на сиденье, звонко крикнула она, когда коляска догнала корреспондента. – А это я! Куда направляетесь?

Ирландец оглянулся и приподнял котелок.

– О, мадемуазель Варя, очень рад видеть вас в добром здравии. Это вас из гигиенических соображений так обстригли? Прямо не узнать.

У Вари внутри все так и оборвалось.

– Что, ужасно? – упавшим голосом спросила она.

– Вовсе нет, – поспешил уверить ее Маклафлин. – Но сейчас вы гораздо больше похожи на мальчика, чем во время нашей первой встречи.

– Нам по пути? – спросила она, – Так садитесь ко мне, поболтаем. Лошадь-то у вас не очень.