Запри все двери - Райли Сейгер (2020)

– Я звонила. Ничего не вышло. Мне сказали, что этого недостаточно.

Грета сочувственно вздыхает:

– На твоем месте я бы обзвонила ближайшие больницы. Может быть, с ней произошел несчастный случай. Если там ее не окажется, просто поброди по округе. Если ей некуда идти, возможно, она очутилась на улице. Я понимаю, тяжело думать, что твоя подруга могла стать бездомной, но ты не думала проверить ближайшие приюты?

– Думаете, стоит?

– Лишним уж точно не будет, – уверенно кивает Грета. – Возможно, Ингрид все это время скрывалась прямо у нас под носом.

23

Ближайший приют для бездомных женщин нашелся в двадцати кварталах к югу и двух кварталах к западу от ресторана. Убедившись, что Грета сможет сама вернуться в Бартоломью, я направляюсь в приют в слабой надежде, что Ингрид действительно могла оказаться там.

Здание приюта переживает не лучшие времена. Оно выстроено из коричневого кирпича. Окна затемнены. Справа над дверью сохранились отпечатки букв, свидетельствующие, что когда-то здесь располагалось отделение Юношеской христианской ассоциации. У входа курят несколько женщин. Они недоверчиво поглядывают на меня, когда я подхожу ближе. Безмолвно дают мне понять то, что я знаю и так.

Мне здесь не место, как и в Бартоломью.

Кажется, у меня нигде нет своего места. Я словно застряла между миров. И все же я приближаюсь к женщинам и улыбаюсь, стараясь не показывать своего страха. Потом меня охватывает чувство вины. У меня куда больше общего с ними, чем с жильцами Бартоломью.

Я достаю из кармана телефон и показываю им селфи, которое мы с Ингрид сделали в Центральном парке.

– Вы не видели эту девушку?

На вопрос реагирует только одна из женщин. Она смотрит на фотографию цепким взглядом и кусает изнутри свою худую щеку. Но голос у нее оказывается на удивление мягким. Я думала, что будет таким же жестким, как она сама.

– Нет, мэм, не видела. Здесь ее не было.

Похоже, в этой группе она предводительница, потому что по ее сигналу другие женщины тоже переводят взгляд на фотографию. Они качают головами, что-то бормочут и отворачиваются.

– Ясно, – говорю я. – Спасибо за помощь.

Под их пристальными взорами я захожу внутрь приюта. За дверью меня встречает пустая приемная и стойка администратора за потертым пуленепробиваемым стеклом. По другую сторону стекла сидит пухлая женщина, глядящая на меня с той же неприязнью, что и курильщицы.

– Простите, – обращаюсь я к ней, – вы не могли бы мне помочь?

– Негде переночевать?

– Нет, я просто ищу кое-кого, – отвечаю я. – Подругу.

– Если она младше двадцати одного, то она в другом отделении.

– Старше, – говорю я.

– Если она беременна или у нее есть дети, она может быть в одном из семейных отделений, – добавляет женщина. – Еще есть специальные отделения для жертв домашнего насилия. Если она уже давно живет на улице, то могла обратиться в наш профилактический центр.

Я слегка отшатываюсь, ошарашенная не только количеством вариантов, но и тем, что все они кому-то жизненно необходимы. Мне действительно повезло найти квартиру в Бартоломью. Но я боюсь думать о том, что ждет меня в будущем.

– Детей нет, – говорю я. – Семьи тоже нет. С насилием не сталкивалась.

Насколько мне известно.

Эта мысль оглушает меня, словно радио, включенное на полную громкость. Ингрид не упоминала ничего подобного, но это еще не значит, что она действительно не подвергалась насилию. Я вспоминаю про ее бесконечные переезды, а затем про пистолет – возможно, она решила, что ей больше некуда бежать.

– Тогда она могла прийти сюда, – говорит женщина.

Я прижимаю телефон к стеклу, показывая ей фото. Женщина пару секунд рассматривает его, потом качает головой:

– Не припоминаю, милочка. Но я работаю только в дневную смену. Основной поток приходит позже.