– Мы так рады, что ты вернулась, Эмма! Френни просто в восторге. Я уверена, что лето будет замечательное.

Я подхожу к Чету и пожимаю ему руку.

– Эмма Дэвис. Думаю, вы меня не помните.

Мне, конечно, хотелось бы этого. Мечты, мечты. Бровь над глазом Чета, не спрятанным под челкой, поднимается.

– О, я вас очень хорошо помню, – кратко заявляет он.

– Перед заселением нужно поговорить с Френни, – говорит Минди.

– По поводу?

– У нас возникла проблема с местами. Не волнуйтесь. Френни все исправит.

Бросив Чета, она берет меня под руку и ведет по склону в Особняк. Я впервые захожу внутрь. К моему удивлению, все совсем не так, как я себе представляла. Я всегда думала, что там интерьеры в стиле журнала «Аркитекчерал Дайджест», эдакий загородный шик, в котором проводят Рождество кинозвезды, уезжающие в Аспен.

Особняк совсем другой. Там темно, воздух затхлый, пропитанный столетним дымом, запахом камина. Прихожая ведет в гостиную, заставленную старой мебелью. По стенам висят рога, шкуры и старинное оружие. Ружья. Охотничьи ножи с толстыми лезвиями. Копье.

– Рухлядь, да? – спрашивает Минди. – Я обожаю старину, но некоторые вещи уже просто хлам. Когда Чет привез меня сюда в первый раз, у меня было чувство, что я сплю в музее. До сих пор не привыкла. Но если нужно провести лето в лагере, чтобы произвести впечатление на будущую свекровь, я за.

Минди явно болтушка. Это утомляет, зато можно выяснить много полезной информации. Мы проходим небольшую комнату, и я спрашиваю:

– А это что?

– Кабинет, – отвечает она.

Я сворачиваю шею, чтобы заглянуть внутрь. Одна стена завешана фотографиями в рамках. На другой – книжная полка. Я вижу уголок письменного стола, дисковый телефон и светильник «Тиффани».

– В этой розетке я заряжаю телефон, – говорит Минди. – Ты тоже можешь ею пользоваться. Только следи за тем, чтобы Френни тебя не поймала. Она хочет, чтобы мы выключили технику и включились в природу. Что-то в этом духе.

– И как сигнал?

Минди зловеще хихикает:

– Просто ужасно. Одна полоска. Я даже не знаю, как все эти девчонки выживут.

– Им запрещено пользоваться телефонами?

– Разрешено, пока не сядет батарейка. Никакого электричества в коттеджах, помнишь? Это приказ Френни.

По правую руку на второй этаж ведет лестница с узкими крошечными ступеньками. Под ней находится дверь, которая сливается со стеной. Я опознаю ее по латунной ручке и старомодной замочной скважине.

– А это что? – спрашиваю я.

– Подвал, – говорит Минди. – Я там никогда не была. Уверена, что он заставлен старой мебелью и завешен паутиной.

Мы идем дальше. Минди играет роль гида и рассказывает о семейных реликвиях. Вот портрет Бьюканана Харриса. Я могу поклясться, что он принадлежит кисти Джона Сингера Сарджента. Минди кратка:

– Он стоит кучу денег.

Вскоре мы выходим на заднюю террасу, которая тянется от края до края. Около перил стоят деревянные ящики с цветами. По террасе разбросано несколько столиков и кресел «Адирондак». Все они выкрашены в красный, как входная дверь. Два кресла заняты Френни и Лотти.

Обе одеты так же, как Чет и Минди: шорты цвета хаки и майка-поло с эмблемой лагеря. Френни созерцает Полуночное озеро с террасы. Лотти что-то печатает на «Айпэде». Когда мы с Минди выходим из дома, она бросает на нас взгляд.

– Эмма, – улыбается она, обнимая меня (сегодня день такой?). – Ты даже не представляешь, как мы рады видеть тебя здесь.

– Это просто замечательно, – соглашается Френни.

В отличие от Лотти, она не встает с кресла, чтобы поздороваться со мной. Я удивляюсь, а потом замечаю, что выглядит она бледной и изможденной. Это наша первая встреча за несколько месяцев. Перемена в ее внешности разительна. Я полагала, что обожаемое озеро укрепит ее дух. Но оказалось совсем наоборот. Френни выглядит старой – другое слово подобрать сложно.

Она видит, что я пялюсь, и замечает: