Статский советник - Борис Акунин (2007)

— Что?! — взревел вдруг князь. — Коржиков, скотина, под суд пойдешь!

Он рванулся с порога внутрь, и статский советник увидел тонкую женскую фигуру, неподвижно стоявшую лицом к окну. Голова женщины была меланхолично наклонена на бок, а неподвижной фигура казалась только на первый взгляд. Уже при втором взгляде было видно, что она слегка раскачивается из стороны в сторону, да и ноги чуть-чуть не достают до пола.

— Эсфирь… — обессиленно прошептал Эраст Петрович. — Господи…

Князь достал из кармана нож, чиркнул по веревке, и труп грузно повалился на пол. С неживой грацией тряпичной куклы встряхнув руками, тело ткнулось лбом в паркет и теперь уже в самом деле стало совершенно недвижным.

— А, черт, — Пожарский присел на корточки, расстроенно поцокал языком. — Свою полезность она исчерпала, но все равно жалко. Незаурядная была особа. Да и хотелось вас побаловать… Ничего не поделаешь, увидите эту красу уже увядшей.

Он взял покойницу за плечи и перевернул на спину.

Эраст Петрович непроизвольно зажмурился, но, устыдившись собственной слабости, заставил себя открыть глаза.

Увидел такое, что снова зажмурился — от неожиданности. А потом несолидно захлопал ресницами.

Женщину, лежавшую на полу, Фандорин видел впервые — такое лицо, раз увидев, не позабудешь. Одна его половина была вполне обыкновенной и даже не лишенной миловидности, зато с другой стороны черты были сплющены, полураздавлены, так что разрез глаза получился почти вертикальный, а скула наезжала на ухо.

Пожарский рассмеялся, очень довольный произведенным эффектом.

— Хороша, чертовка? Родовая травма. Акушер неудачно щипцами прихватил. Теперь понятны мотивы поведения мадемуазель Дианы? Как еще могла она относиться к мужчинам, которые при свете дня шарахались от нее в ужасе? Только с ненавистью. Вот почему ей нравилось жить в этом заколдованном замке, где царили мрак и тишина. Тут она была не несчастной уродиной, а писаной раскрасавицей, какую только может представить мужское воображение. Бр-р-р, — передернулся Глеб Георгиевич, глядя на страшную маску, и пожаловался. — Вам-то что, а я как подумаю, что вчера полдня ублажал этакое чудище, мороз по коже.

Эраст Петрович стоял в полном онемении чувств, еще не оправившись от потрясения, но уже знал, что первой эмоцией, которую испытает в самом скором времени — только вот сердце немного отойдет — будет острейший стыд.

— Впрочем, возможно, в аду, куда несомненно отправилась новопреставленная, именно такие и почитаются первейшими красотками, — философски заметил князь. — Однако наш план, Эраст Петрович, остается в силе. Сугроб справа, не забудьте.

Глава четырнадцатая

Яма

Пожарский опаздывал.

Шесть минут десятого. Грин спрятал часы в карман шинели. Там же лежал «кольт», и пальцы плотно обхватили удобную рифленую рукоятку.

Не так уж плохи дела у революции, если сыскное начальство вынуждено встречаться конспиративно, тайком от собственных подчиненных. Вражеский лагерь охвачен тревогой и неуверенностью, там боятся собственной тени, никому не доверяют. И правильно делают.

Или догадываются про ТГ?

А всё просто: не может победить дело, сторонники которого больше всего пекутся о собственном благе. Вот почему торжество революции неизбежно.

Только ты до него не доживешь, напомнил себе Грин, чтобы загнать вглубь лазурь, после вчерашнего так и норовившую вылезти на поверхность. Ты — спичка. Ты и так горишь дольше обычного. А радость жизни ты исключил из своего существования сам.

Статский советник Фандорин сидел на соседней скамейке. Скучливо постукивал перчаткой по колену, рассматривал галок, прыгавших по ветвям старого дуба.

Сейчас этот красивый, щегольски одетый человек умрет. И никогда уже не узнать, о чем он думал в последние минуты своей жизни.