Поклонник - Анна Джейн (2019)

– Что ты хочешь? – отстраненно спрашиваю я. – Если убить меня, сделай это безболезненно.

Я очень устала. Если это конец, то пусть все побыстрее закончится.

– Убить? – задумчиво повторяет он. И наконец снимает капюшон и смотрит на меня в упор. У него темные, кофейные глаза – насыщенный глубокий оттенок. И абсолютно холодное выражение в них. Матвей Веселов действительно хорош собой. Как я и думала, у него темные волосы, правильные и благородные черты лица, но глаза – сосредоточенные и удивительно спокойные – мне нравятся больше всего. Глаза и шрам. Они затмевают жесткое, напряженное выражение его лица.

Если красота Стаса солнечная, лучистая, теплая, то у Матвея совсем другая – лунная, сдержанная, холодная. Такая, что об него можно обжечься. Ничто не обжигает так, как холод. Дружелюбие и неприступность, теплая волна и озноб по телу – они две абсолютные противоположности.

Я вспоминаю северное сияние: тьма, исполосованная яркими цветами, – это и есть Матвей. Мой Поклонник.

– Думаешь, я убийца? – шепчет он.

И голос – голос тоже мне нравится. От него мурашки по телу.

Я пожимаю плечами, не отрывая взгляда от его шрама на подбородке.

– Как знать, кто в толпе может оказаться убийцей? Возможно, ежедневно мы проходим мимо убийц, не понимая этого.

– Да уж, как знать. Люди такие непредсказуемые. Их шкафы просто ломятся от скелетов и трупов, отвечает Матвей с издевкой и указательным пальцем поднимает мой подбородок. – А вдруг это ты убийца?

Я съеживаюсь от внезапного приступа дикого холода. Он попал в точку. Будто бы снова достал пистолет и выстрелил в мою душу, пробивая насквозь. Пальцы начинают дрожать, к горлу подступает горячий комок, на глазах появляются ненавистные слезы. Мне сложно дышать, и я слышу лишь стук своего сердца.

Новый приступ панической атаки накрывает меня с головой. Я падаю на пуфик в прихожей и закрываю руками голову. Мне безумно хочется это прекратить, но я не могу. Ненавижу себя за слабость, но не в силах противостоять этому. Моя психика заботливо сдерживала эмоции, возведя ледяную стену, чтобы я не сошла с ума. Но горечи, боли, страха так много, они такие обжигающе-горячие, что плавят этот лед. Стена рушится. Эмоции разрушают душу, калечат ее, оставляют новые шрамы.

Матвей молча сажает меня к себе на колени и обнимает. И это не просто нежные объятия – он с силой прижимает меня к себе и без единого слова гладит по спине жесткой ладонью. Наверное, он думает, что у меня истерика из-за пережитого. Он не знает, что слово «убийца» делает со мной. Но знает, как меня успокоить.

Постепенно я затихаю. От Матвея уже знакомо пахнет северным морем, и жар его тела согревает меня. Я слышу его дыхание, расслабляюсь, опустив голову на его плечо, и не замечаю, как сама обнимаю его.

Мне становится спокойно. Слезы высыхают. Страх уползает рваными клочьями отравленного тумана, забивается в уголки подсознания.

– Все? – через какое-то время спрашивает Матвей. – Спектакль окончен?

Я тотчас смущаюсь. «Ты думаешь, я нарочно? Решил, что играю перед тобой роль истерички? Да пошел ты», – хочу сказать я ему, но молчу. Я резво встаю с его колен, чувствуя боль в боку, и морщусь. А он тотчас замечает это и заставляет поднять кофту.

– Показывай, что там у тебя.

– Не хочу, – упорствую я, понимая, что все превратилось в театр абсурда.

– Я не собираюсь тебя лапать, – с каким-то странным отвращением говорит Матвей. – Хочу глянуть, что сделали эти уроды. Они ведь ударили тебя, верно?

– Ты медик?

– Знахарь. Пять лет прожил в горах. Лечил козлов.

У него какое-то своеобразное чувство юмора. Я снова начинаю раздражаться.

– Я серьезно.

– Я тоже серьезно. Подними уже свою чертову кофту, принцесса.

«Принцесса» звучит грубо и мило одновременно. Какой же он все-таки странный, странный, странный! Я отказываюсь его понимать.

– Почему ты меня так называешь? – спрашиваю я.