Поклонник - Анна Джейн (2019)

Я хочу поцеловать его сама. Ведь это так легко нужно просто дотянуться до его губ. Собрать с них звездную пыль и утолить свое желание быть ближе к этому человеку. Еще ближе. Еще.

«Прекрати», – думаю я. – Прекрати меня мучить, поцелуй! Тебе же это ничего не стоит». – «Тебе тоже», – кажется мне, будто я слышу его мысли.

Он целует меня в лоб – так невинно и почти трогательно, что мне становится неловко из-за своих фантазий, в которых Матвей делает неприличные вещи.

– Мне пора. Увидимся вечером, – говорит он, будто снова читая мои мысли. И, улыбнувшись, уходит.

А я остаюсь наедине со своими вулканами и цветами.

Глава 7

Часов до пяти вечера я снова рисую с непонятно откуда взявшейся страстью. Снова акварель в картонном футляре, снова остановившееся время, снова поток вдохновения – ломкий и тонкий, словно золотой волос. Мягкие кисти пылают в моей руке, спешат от одного угла холста к другому, то делают резкие мазки, то протягивают плавные линии. Я играю с палитрой, смешиваю цвета, распределяю свет и заполняю воздухом.

Оттенки в моей голове кружатся, словно слова молитвы. Ультрамарин. Кобальт синий. Ализарин малиновый. Изумрудно-зеленый. Голубой. Золотистый. Сиена жженая. Жженая умбра. Кадмий лимонный. Оранжевый. Средний желтый.

«Во имя святой сублимации», – усмехается демон. Я не хочу признавать, что он прав. Постепенно я набираю тональность – слой за слоем. Я всегда любила лессировку. Сколько же я не пользовалась ей…

Оттенки делаются гуще, плотнее, звучат темнее и глуше – моя акварель становится необузданной, и мне кажется, будто это не я рисую, а кто-то другой внутри меня.

Я изображаю пару, стоящую на утесе под ночным бесконечным небом, на западных подступах которого все еще клубятся обрывки заката. Пена вгрызается в скалы, пытается подточить их, чтобы низвергнуть влюбленных в морскую пропасть, а те глядят друг на друга и ничего не замечают. Она смотрит прямо широко распахнутыми глазами, одна ее рука касается скулы, словно по ней ударили, вторая бессильно опущена. Он повернут к ней в профиль, закрывая от ветра. Прижимает к себе, крепко обняв за талию, – кажется, словно она поймана в кольцо его сильных рук. Мужчина зарылся носом в волосы возлюбленной и касается губами ее виска. Глаза его закрыты.

У меня нет сомнений – они любят друг друга. Но любовь их слишком тревожная и хрупкая, чтобы сделать обоих счастливыми. Возможно, они убежали ото всех на край света. Возможно, их счастье продлится всего несколько дней. Возможно, их конец уже близок.

Я вспоминаю Стаса, и кисть замирает в моих пальцах – мне все еще сложно принять тот факт, что он использовал меня. Но силой воли я заставляю себя вновь погрузиться в творчество.

Закончив работу, я не мигая смотрю на нее, не в силах поверить, что ее написала я. Нет, не потому, что картина невероятная, – я уже вижу кое-какие ошибки, и сказывается недостаток опыта, да и грязь кое-где имеется. Я просто не могу поверить, что спустя столько времени взяла в руки кисть и краски. Даже несмотря на то, что не поступила, даже несмотря на свой обет заниматься не тем, чем хочется, а тем, что поможет другим, – из-за моего греха, о котором я всегда буду помнить.

Я все-таки смогла. Я закрываю лицо ладонями появляются слезы. Это не горечь и не радость. Это облегчение. И влияние Матвея Веселова.

«С-с-сублимация», – шипит на змеином демон. Ему не нравится, что я рисую. Свет вдохновения губит его, и он вынужден прятаться в закоулках моей души. Демону не хочет возвращаться в ад, в мое подсознание, к другим запертым там теням.

Вытерев тыльной стороной ладони слезы, я рассматриваю картинку с нежностью, хотя раньше я была самым своим злостным критиком. А теперь я благодарна себе и своим рукам за то, что все еще могу создавать прекрасное.