После России - Фёдор Крашенинников (2016)

– Я подумаю. Вы, со своей стороны, не могли бы как-то подействовать на мировое сообщество? Свяжитесь с Киевом, в конце концов, с Римским Папой, вы же авторитетный человек! Почему все спокойно смотрят на геноцид? У нас же тут не Африка, чтобы вот так с нами!

– Делаю, что могу! Но ты видишь, что творится? Меня предали епископы и митрополиты. Слышал выступление этого труса, Иннокентия? Я и сам сейчас под ударом… А ты сам обо всём подумай, сын мой! Помолись в тишине и уединении, зайди в Божий храм. Господь милостив, Он наставит тебя! Или приезжай ко мне! Я лично исповедую тебя!

– Наверное, так и надо сделать! Как вырвусь – так сразу к вам! Благословите! И помолитесь за меня!

Пирогов хотел отключиться, но патриарх остановил его:

– Подождите! Тут вас ищет одна дама, лауреат Нобелевской премии, Кузнецова, очень хочет с вами встретиться, как это можно организовать?

– Ох, ну не знаю. Где она сейчас?

– Мы её поселили в нашей гостинице.

– Хорошо, с вашей приёмной свяжется мой человек, он всё организует.

– Ну, благослови господь!

– И вас, ваше святейшество! – Пирогов закончил разговор и, перекрестившись, глядя на экран, отключил коммуникатор.

«Хорошо бы, действительно, чиновников и попов напоследок того… в расход пустить. В качестве последней услуги России», – думал он, глядя вдаль – там что-то дымилось.

Никакого ресурса у патриарха вовсе нет, будущее его тоже туманно, думал Пирогов. Вспомнился их первая беседа, патриарх рассказал ему, что некоторые влиятельные силы после Кризиса предлагали ликвидировать Московскую патриархию, сделав Киевского патриарха Варсонофия главой всех православных РПЦ. Проект зарубили в силу чрезмерной радикальности, но на сей раз всё могло закончиться таким образом. Впрочем, Фадеев, который относился к религии без всякого почтения, утверждал, что на самом деле патриарх мечтает о возрождении проекта «православного Ватикана», с которым церковь выступала ещё после Кризиса, и потому ищет способы оказать любезность коалиции в надежде на реализацию старого плана в новых условиях.

«Да, уговорив меня сдаться, он, конечно, может рассчитывать, что станет субъектом переговоров, может, что-то и выторгует! – думал Пирогов. – Ещё повод идти до конца! Чтобы эта гнида за мой счёт не поправила свои дела!»

Если уж честно, то особого доверия между церковью и вождями восстания не сложилось. В Кремль к Пирогову приходил епископ Анастасий, доверенное лицо патриарха, «патриарший спецслужбист», как его называл Лапников. Анастасий обстоятельно и серьёзно рассказывал о зловредности китайской секты «Фалун Дафа». Вроде как патриарх и его окружение сильно переживали, что китайцев поощряли, более того, они знали, что Фадеев и кое-кто из высокопоставленных руководителей восстания сами медитируют, упражняются в дыхательной гимнастике, а это, мол, грех и приведет к беде. Тогда Пирогова это насмешило и расстроило одновременно: на дворе XXI век, Россия однажды уже погублена, а русские попы не хотят сотрудничать с русскими политиками, потому что они не готовы ссориться с китайцами, обижаются из-за какой-то дыхательной гимнастики с посиделками в позе лотоса.

К чему был весь тот разговор? Анастасий несколько раз с разных сторон заходил на эту тему, говорил, что при коммунистах в Китае эту секту запрещали и преследовали, а сейчас они там чуть ли не правят. Почему-то вспомнились крики Бурматова про «китайского сектанта».

Владимира Егоровича чувствовал себя щепкой в бурном потоке. Его куда-то несло, и, похоже, только он один не знал, что за поток, откуда и куда он бежит, а все остальные знали или догадывались, что к чему.

25. Исповедь

– Анна Игоревна Кузнецова, лауреат Нобелевской премии! – доложил адъютант с некоторым удивлением на лице.

– Я бы предпочла представляться просто: русская писательница! – Из-за его спины выглянула полноватая круглолицая дама.