Сегодня – позавчера - Виталий Храмов (2016)

– Толпа махновцев, многие пьяные. Принял решение восстановить порядок. А для этого требуется приучить этих… в общем, дисциплине. А дисциплина состоит из трех компонентов: авторитет командира, угроза сурового наказания, четкости и ясности целей и задач.

– Вона как. Как ты всё по полочкам разложил.

– Мы договаривались, что ты не отвлекаешь. Ещё раз не буду рассказывать.

Он замахал рукой.

– Первые две составляющие можно было в данной ситуации применить в комплексе. Надо было выявить фокус-группу…

– Какую группу?

– Заткнись! – осадил я ротного и продолжил: – И неформального антилидера, как раз больше всего и мешающего действиям командира, подрывающего его авторитет и разлагающего моральный климат коллектива. Таких можно перевоспитать, перетянуть на свою сторону, но это если время не поджимает. А проще – удалить из команды. В данном случае ещё и продемонстрировать степень суровости и решимость в исполнении наказания. Парочке сломал челюсти, этому уроду прострелил ногу, отправив в больницу, исключив из команды.

– Этот оглашенный в госпитале такую бучу поднял! А Натан Аароныч посмеивается. Я не понял – чего он, а оно вон оказывается как.

– Натан знает меня. Ну, и последний компонент – чёткость и ясность целей. Над этим работаем. И ты – в первую очередь. Не с руки мне твоё одеяло на себя тянуть – своего за гланды. За эти дни все свои проекты забросил. А знаешь, это хорошо, что вся рота слышала, как ты орал, да и я орал. Они уже знают, что я – зверь. Пусть думают, что ты – зверь ещё страшнее.

Ротный рассмеялся от души, но тут же скривился от боли.

– Болит ещё, – объяснил он, хотя и так понятно.

– Только ты их не расслабляй. Гоняй и в хвост, и в гриву. Я тут план накидал, подправишь, если что.

– Для этого столько марш-бросков?

– Не только. Должны привыкнуть, жиры растрясти. Как ты думаешь, каким средством передвижения будет перебрасываться твоя рота на фронте? Очнись, Саша, какие авто? Какие дороги? Под огнём и самолётами? А бензин откуда возьмёшь? Хорошо если для подвоза боеприпасов наскребём. На своих двоих, Санёк, на своих двоих. И всё оружие и имущество роты – на хребте. И лесами, оврагами, ночами, если не хочешь всех под авианалётом потерять. Так что ещё пару дней побегают налегке, потом в полной выкладке, а потом и в бронниках.

– Да как в них бегать-то?

– А в атаку как ходить? Я же эти два дня с ними в «доспехе» бегал. Тяжело, но зато, когда вечером снимаю – как взлетаю! Привыкнуть надо к нему, чтобы как гимнастёрка стал, удобным и родным, только тогда от него польза. Мы же пехота, а не танки.

Там, где и танком не пройдешь,

Где на авто ты не промчишься,

Там ротный Сашка проползёт

И ничего с ним не случится!

Ротный опять рассмеялся, теперь придерживая бок рукой. Отсмеявшись, посерьёзнел:

– Ладно, бег так бег. Кто не может бегать? Не верю я, что ты остановился в членовредительстве.

– Мельник повредил руку, Боксёр – потянул ногу.

– Опять ты?

– Проводили тренировку по рукопашному бою.

Ротный сплюнул.

– Пошли.

Едва мы оказались в расположении роты, как раздался оглушительный крик:

– Рота, стройся! Смирно!

Опять Мельник расстарался. Никак у дверей тёрся. Подслушивал?

– Вольно! Имею честь представить вам нашего ротного – лейтенант госбезопасности Степанов Александр Тимофеевич, прошу любить и жаловать.

– Не девка, чтобы любить и жаловать. Кто дежурный?

– Сержант Мельников! – Мельник вытянулся.

– Завтракали?

– Так точно!

– Чем занят личный состав?

Мельник посмотрел на меня, я кивнул едва-едва, одними глазами. Мельник начал краснеть – видимо, лихорадочно соображает, наконец, выдал:

– По плану боевой учебы – политинформация. Но ввиду отсутствия политрука рота занимается ремонтом обмундирования.