Бывших офицеров не бывает - Валерий Шмаев (2018)

– Этот особняк – дом моей семьи. Один из домов моей семьи. Моя мама из старинного дворянского рода. Ещё в прошлом году там жили моя тётя, сестра моей матери, и мой двоюродный брат. Я видел его, когда приехал к особняку. Это он тогда убил ножом пленных. Всё бы прошло чисто, я просто не думал, что «Дочка» скажет тебе о доме и ты заинтересуешься им, а потом ты послал туда разведку, и я уже ничего не мог сделать.

– То есть твой брат был курсантом этой школы? Или инструктором? – моментально ухватился я.

– Я не знаю. Но, судя по всему, не курсантом. В латвийской армии он был капитаном, – опять без напрягов ответил «Серж».

– Тогда ему могло сильно не повезти. Я там много народа перебил. И курсантов, и как минимум двоих инструкторов, – прихвастнул я специально. Надо было понимать, как он отнесётся к возможной гибели ближайшего родственника, а «Серж» никак не реагирует, как будто мы о засушенной мухе разговариваем.

– Одно только непонятно, как тебя с таким происхождением взяли в самую секретную службу страны, да ещё и на сопровождение секретных документов, но на этот вопрос можешь сейчас не отвечать. Это просто мысли вслух. Ещё один вопрос. Что ты собираешься делать? У немцев ты будешь желанным гостем. Особенно если сдашь мой отряд и нас с «Третьим».

Сам всё понимаешь, это логично. У немцев ты станешь инструктором по диверсионной подготовке или консультантом по внутренней структуре НКВД, тем более что ты из центрального аппарата. То есть минимум звание обер-лейтенанта ты получишь. Как я это понимаю. Тем более тебе язык учить не нужно. Кстати, какие языки кроме немецкого ты знаешь? – спросил я, опять резко поменяв тему беседы.

– Испанский и немного английский. Я не пойду к немцам. Я пока не знаю, что мне делать, но к немцам я не пойду, – ответил «Серж». Отвечал на все вопросы он тем же тихим голосом, практически не меняя интонации и без пауз.

– Значит, получается, что те документы, которые ты не вывез, это списки агентурной разведки управления. Иначе послали бы простого лейтенанта и не тряслись бы так над этими документами, а просто сожгли бы во дворе. Но у таких документов всегда в центральном управлении есть дубликаты или копии. Либо это документы, которые попали в НКВД недавно, иначе они давно были бы в Москве. Извини, это опять логично. – Я чуть надавил на «Сержа».

– Не знаю. Мне выдали сопроводительные документы, в них был список номеров документов. Что было в пакетах, мне неизвестно. Бо́льшая часть документов была сожжена в присутствии лейтенанта, облитая бензином вместе с грузовиками, а потом нас взяли в плен. Мы машины жгли в восьмистах метрах он немецких танков. – Опять очень логично отвечает, хотел бы сдаться, сдавался бы с тем, что у него было на руках. Зачем возвращался в группу?

– Что-то нелогично. Чтобы немцы, взяв четырёх сотрудников НКВД, запихнули их в простой лагерь военнопленных? Так не бывает, – делано удивился я.

– Мы не были в форме сотрудников. Переоделись в форму пехотинцев, как только попали в окружение, – с трудом выдавил из себя «Серж».

– С этим всё понятно, и хотя многое не вяжется, примем за рабочую версию. Вопрос остаётся открытым. Что ты собираешься делать? – спросил я, опять сменив тему разговора. Пора его отпускать, больше я из него ничего не выдою, а в депрессняк вгоню. Надо подбодрить и работать дальше.

– Я хочу остаться с тобой, – быстро ответил «Серж».

– Ещё один вопрос. У тебя есть семья и близкие родственники, из-за которых тебе обязательно надо вернуться, даже с учётом того, что тебя поставят к стенке? Вопрос существенный. Он задан не просто так, – добавил я, увидев возмущение на его лице.