Бывших офицеров не бывает - Валерий Шмаев (2018)

Живёшь с предателями под одной крышей, будь любезен с ними к стеночке, а то развели после войны демократию. Десять лет, десять лет. К стенке – и через шестьдесят лет вонять некому.

Может, это и жестоко, но вспоминается мне одна история прошедшей у нас войны. После освобождения Одессы наши войска не сразу в город вошли, а когда входили, то город был прямо-таки увешан повешенными полицаями и предателями – местные жители, не дожидаясь смершевцев, показали своё отношение к прислужникам оккупантов. Но это будет после войны в Одессе, где сейчас живут правильные и конкретные люди, а в Латвии до конца пятидесятых фашистских прихвостней будут сажать. Так что лучше так.

Надо пустые обоймы патронами набить, хорошо запас прихватил. Стреляю-то в основном я, «Серж» сегодня у меня за грузчика. Вернулись обратно на кухню, сели за стол, у парня спрашиваю:

– Боец, так ты сам откуда? Представься. – Молодой пацан, а жилистый и невысокий. Бледный, небритый, измождённый, в сильно потрёпанной и рваной форме.

– Младший сержант Архипов, снайпер. Были в разведке вот с этими вот – и на комнату кивает, где мои свежие покойнички лежат. – Товарищ капитан, вы правильно сделали, что их застрелили, из-за них нас всех в плен взяли. – Ну, это-то понятно. Для этого эти орлы в разведку и сдёрнули. Голодно сейчас под Ленинградом. Хоть и первая военная осень, но даже в армии жрать нечего. Уже не помню, когда там немцы Бадаевские склады разбомбили. Летом, по-моему. Норму питания всё время урезают, а войну не выключают. Передышки нет.

Под Питером сейчас такое рубилово, что дальше только вешаться. Вот и свинтили эти новоиспечённые вояки подальше от войны, на вольную жизнь. Бегать из лагерей им не привыкать. Только одного они не знали. Привычные для них этапы и лагеря у нас – это просто пионерский лагерь по сравнению с немецкими порядками. Не ожидали уголовнички, что их в общий вагон определят и сразу голодом морить примутся, а до лагеря они ещё не добрались, чтобы под немцев улечься.

– О как! Слышишь, «Серж»? У нас ещё один снайпер есть. Здорово. – Снайпер, да архангельский охотник. Только из-за этого парня имело смысл зайти на станцию. Теперь надо парня живым до базы довести. Похоже, сегодня каратели отменяются, с ним мы далеко не пройдём – парень на ногах еле держится.

– Так, охотник. У нас в группе не принято по званиям никого звать. Я командир, он «Серж» и на «ты». Привыкай так. Про падаль эту забудь, было бы о ком думать. Не было их. Ошибка природы это. Ты давно не ел?

– Два дня, – отвечает.

– Так. Давай сначала жиденького похлебай, а потом спать ложись, а мы подежурим, – сам в печке лазаю. Ага. Вот похлёбка какая-то в чугунке и тёплая ещё.

– Давай ешь, и немного, проснёшься, ещё поешь или помоешься сначала? – Смотрю, а у него ложка по пути замерла. Парень спит уже – разморило в тепле. Пяток ложек всего и съел, но он, видно, ещё чего-то перехватил со стола.

Конечно. Двое суток не ел, да и перед этим, видно, ел не очень. Рядом с фронтом наверняка еще какой-то лагерь есть, типа фильтра, кормить там стопудово не принято. От двух до пяти дней он там провёл точно, пока всех собрали и на паровоз определили. Всё это время в холоде, голоде и в неизвестности, а потом сразу в тепло и безопасность. Кого угодно вырубит. Подобрали мы его с «Сержем», в спальню на кровать отнесли и двумя одеялами накрыли.

Нет, всё же ходить в мокрой одежде в конце октября то ещё удовольствие, хорошо печка в доме горячая. Разделись мы почти догола, и всё своё сушиться повесили. Сменку на себя у хозяев надёргали. Вечно «Серж» несет какую-то хрень. «На машину, на машину». – Щаз. Так и простудиться недолго. Как я подвиги буду совершать? С мокрыми ногами и гремя соплями в носу? В общем, обсушились, поели и через одного поспали.