Рандеву с «Варягом» - Александр Михайловский, Александр Харников (2014)

Вероломное и внезапное нападение на наш флот, прерывание дипломатической переписки за целую неделю до начала войны это тоже, наверное, часть той культуры. Так, глядишь, и сами англичане настолько «окультурятся», что начнут подражать своим ученикам… Хотя о чем это я? Еще неизвестно, кто у кого в этом людоедском деле учится. Ведь совсем недавно «просвещенные мореплаватели» морили голодом в концлагерях бурских женщин и детей. Тоже, кстати, некомбатантов. И ничего, никто не вздрогнул, ни одно государство не вступилось за этих несчастных силой оружия…

Корея, скорее всего, останется под нашим влиянием. Ники в этом смысле тверд — ни японцам, ни англичанам, ни американцам там теперь делать нечего. Встает вопрос о постройке Маньчжурско-Корейской железной дороги из Мукдена в Сеул. Надо будет пробивать его у Ники всеми силами. Только вот после этого Владивосток может потерять роль нашего главного порта на Тихом океане, как когда-то потеряли его Охотск и Николаевск… Простите, господа владивостокцы, но Фузан как порт, в смысле удобства для торговли, выглядит куда интересней. Или Мозанпо, на занятии которого так настаивал адмирал Дубасов. Как-никак порты и торговое мореплавание — это моя епархия.

Я улыбнулся, вспомнив, как в прошлом году сановники шутили, узнав о том, что я отобрал у Витте Главное управление торговым мореплаванием и портами. Они говорили: «Наш Александр Михайлович снял с Витте порты». А если серьезно, то и наши с Безобразовыми лесные концессии на реке Ялу сразу приобретают особое, совершенно иное значение, в смысле коммерции.

Стук в дверь купе оторвал меня от размышлений. Это опять был Карл Иванович:

— Ваше императорское высочество, вам записка от его светлости князя Хилкова.

Князь Михаил Иванович Хилков, нынешний министр путей сообщения, человек бурной и интересной судьбы. В юности сбежал из отчего дома в САСШ, где зарабатывал себе на жизнь, работая на железной дороге сначала кочегаром, потом машинистом. Так что с железнодорожными делами их светлость знаком не понаслышке. В настоящий момент он командирован на восток с целью налаживания воинских перевозок к театру военных действий. Значит, сейчас он на Байкале.

Ломаю сургучную печать и разворачиваю записку.

«Ваше императорское высочество. В связи с тем, что железнодорожный путь по льду Байкала будет готов только к 13-му числу сего месяца, предлагаю вам или дождаться готовности пути, или пересечь Байкал на санях и обменяться составами с пассажирами встречного литерного поезда, следующего по поручению наместника ЕИВ на Дальнем Востоке адмирала Алексеева в Санкт-Петербург. Нахожусь на станции Танхой в ожидании груза особого назначения.

Князь М. И. Хилков, министр путей сообщения».

Я задумался. Сидеть здесь еще неделю? Нет, время не ждет! И так все идет кувырком, и просто не терпится увидеть всё своими глазами. Мои прочие спутники, я полагаю, думают то же самое. Кстати, что это за встречный литерный? Неужто действительно гости ОТТУДА?!

Смотрю на часы. Скоро полночь. О поездке через Байкал имеет смысл говорить только после рассвета. И Карл Иванович ждет.

— Телеграфируйте князю: «Ждать не могу, на обмен составами согласен. И подпись — великий князь Александр Михайлович».

В ту ночь я долго не мог заснуть, ворочался, начинал считать в уме, но все это мало помогало — я никак не мог смежить веки.

Во-первых, после недели пути неподвижность постели стала для меня непривычной. Организм уже привык засыпать под убаюкивающий стук колес и покачивание вагона. Такое со мной уже бывало по возвращению на берег после длительных морских походов.

Сон все не шел. Кроме непривычной тишины и покоя меня беспокоила завтрашняя встреча. Кто мы, что мы? Что нам скажут те, которые пришли после нас? Будут ли они благодарить нас, или проклинать? У меня почему-то сложился образ наших потомков, как суровых воинов, наподобие древних варягов времен Рюрика или Олега.