Путь в Царьград - Александр Харников, Александр Михайловский (2014)

Второй экземпляр, представившийся Теодором Смитом, оказался еще интересней. Он поначалу долго плевался в нашу сторону, захлебываясь от ярости, кричал о том, что «господь покарает русских за все их прегрешения против цивилизованного человечества» (ну прямо задержанный ОМОНом «протестут») и по-польски ругал «быдло москальское», которое ему жизнь сгубило.

Из всего сказанного я понял, что перед нами никакой не Теодор Смит, и после курса форсированной рефлексотерапии выяснилось, что мы имеем дело с паном Тадеушем Ковальским. Это был участник польского мятежа 1863 года, служивший хорунжим под знаменами Домбровского и сбежавший в Британию после разгрома мятежников, поскольку в России ему однозначно светила бессрочная каторга, или даже пеньковая веревка. В Туманном Альбионе он стал обитателем трущоб лондонского Ист-Энда, занимался сутенерством, а потом, когда объявили набор в королевский флот, пошел служить туда, рассчитывая еще разок напакостить москалям.

Дослужившись до матроса 1-го класса, он сам напросился на турецкую службу и в составе эскадры отправился в Стамбул. В столице Османской империи он должен был под руководством одного из британских офицеров сколотить отряд, состоящий из русских дезертиров. Этот отряд планировалось использовать в тылу наших войск для совершения диверсий и проведения активной разведки.

Несмотря на шляхетский гонор, пан Ковальский быстро понял, чего он стоит на земле этой грешной, и заговорил-запел так, что любо-дорого было смотреть и слушать. Мы с Ниной Викторовной выдоили из него все, что он знал о планируемых действиях английских спецслужб против российской армии и о британских офицерах, которые должны были ими руководить. Для полковника Бережного был составлен список лиц, которых было бы желательно взять живьем во время предстоящей операции по захвату Стамбула.

Третий допрашиваемый оказался коммандером Джозефом Блейком, советником-командиром одного из турецких фрегатов. Он, к нашему удивлению, не стал запираться, и довольно охотно стал отвечать на наши вопросы. Блейк признался, что без большой охоты отправился на временную службу в турецкий флот. Как человек военный, он не мог не выполнить приказ вышестоящего начальства, тем более что после службы султану ему было обещано повышение в чине, да и жалованье за время, когда он будет носить красную феску, ему обещали двойное.

— Послушайте, капитан, — обратился ко мне Блейк. — Если бы я знал, что у русских есть такие удивительные корабли, способные сражаться с самыми лучшими британскими броненосцами, то я бы ни за какие фунты и пиастры не встал бы на мостик турецкого фрегата.

К тому же турки оказались скверными моряками — ленивыми, неопрятными, недисциплинированными. Я попытался было навести порядок среди экипажа, но куда там! — Блейк махнул рукой. — Все без толку.

К тому же во время сражения, а точнее, избиения младенцев, когда мой фрегат горел как свеча, эти скоты думали не столько о том, как спасти корабль, сколько о том, как набить карманы. Какие-то ублюдки успели ограбить мою каюту, а еще двое, приставив ножи к горлу, вытащили у меня кошелек, отобрали часы и стащили с пальца обручальное кольцо. И за этих подонков я еще должен был сражаться? Желаю вам всыпать им побольше, чтобы они наконец узнали, что такое — поднимать руку на белого человека!

— Прямо Киплинг! — усмехнувшись, сказал я Антоновой.

Нина Викторовна побарабанила пальцами по столу:

— Да, свербит в нем «бремя белого человека». Как там писал сэр Редьярд?

Неси это гордое бремя — родных сыновей пошли

На службу тебе подвластным народам на край земли,

На каторгу ради угрюмых мятущихся дикарей,

Наполовину бесов, наполовину людей.

— Вот-вот, — ответил я ей, — душевным человеком был создатель «Маугли», особенно вот в таких строках:

Солдаты, несите в колонии

Любовь на мирном штыке.

Азбуку в левом кармане,