Верь мне - Энтони Капелла (2020)

Есть три такие сцены: одна, где моя статуя оживает и мы с Жанной занимаемся любовью; другая, где мы с Бодлером проводим нашу единственную ночь вместе, и самая последняя – кульминационный новый финал Эйдана, написанный Патриком, в котором Няша, Лоренс и я исполняем вальс с тремя человеческими скелетами. Танец, который постепенно переходит в оргию. Со скелетами будут работать кукловоды, спрятанные в оснастке над сценой. В первый раз мы безнадежно запутываемся, когда пытаемся прогнать этот эпизод. Поэтому на него мы тратим больше всего времени. Только когда все получается, мы идем дальше и обращаемся к другим сценам.

Сцена с Няшей относительно легкая – от меня требуется сначала быть пассивной статуей, лежащей на постаменте, затем постепенно все больше возбуждаться, а потом вновь замереть в той же экстатической позе, в которой я была вылеплена. Однако сцена с Лоренсом – проблемная. Никто не знает, как ее надо сыграть, даже Эйдан. В некотором смысле, это самый важный момент всей пьесы, ее центральная тайна. Сцена, в которой Бодлер отворачивается от обожаемой им Аполлонии и отвергает ее. Мы обсуждаем большое количество вариантов. Был ли он импотентом? Исступленным? В ужасе? В слезах? В сценарии Патрика ничего об этом не говорится. Все думают, что это отговорка, но мы не можем решить, что должно заполнить пустоту.

По просьбе Эйдана Патрик приходит на репетицию с несколькими идеями. Мы пробуем, но это все не то.

Патрик несмело спрашивает:

– Могу я кое-что посоветовать?

– Конечно, – говорит Эйдан.

– Если она на нем, – говорит Патрик. – Сверху, а потом нарочно берет его руки и кладет себе на горло.

– С какой целью?

– Это двусмысленно. Либо она предлагает ему доказать, что он не тот человек, каким себя изображает в стихах… либо ждет подтверждения обратного. Дело в том, что он злится. И мы не знаем причину его гнева – то ли потому, что она все еще не верит ему, то ли потому, что он не может не потерять самообладание.

– Для зрителей неоднозначность – это хорошо. Но для Аполлонии? Чего она хочет в этот момент?

Эйдан поворачивается ко мне.

– Клэр? Это твоя роль.

– Думаю, она хочет, чтобы он был верен стихам, – тихо говорю я. – Когда все сказано и сделано, она хочет, чтобы он был настоящим. И она напугана, потому что не знает, куда он ее приведет – куда он их приведет. Она знает, что это нарушение табу. Но это то, чего она действительно желает, по крайней мере, в этот момент интимного обмена самыми глубокими, самыми темными секретами. Это звучит прямо в том письме, что он написал ей на следующий день: «Я испытываю ужас перед страстью, потому что слишком хорошо знаю, в какую мерзость она может меня ввергнуть». Бодлер сам напуган тем, что ему открылось.

Я смотрю на Патрика. Он выдерживает мой взгляд, через мгновение кивает.

– Хорошо, это сработает, – решает Эйдан. – Давайте сделаем так.

87

В конце концов, мы доходим до «раздетой» репетиции, как мы ее окрестили, в первый раз. Сегодня мы должны репетировать обнаженными, без одежды.

Сессия закрытая, в зал допускаются только Эйдан и хореограф. Трудно понять, как к этому подойти: совершенно серьезно и уважительно или шутливо и подтрунивающе? Однако вид раздевающейся Няши пресекает оба варианта. Сколько бы миль я ни пробежала трусцой, я никогда не смогу конкурировать с ее гибким крепким телом, идеальной грудью, плоским животом, упругим, как теннисная ракетка. Я молча снимаю халат.

Минуты две я чувствую себя неловко, но потом совершенно забываю, что я голая. Когда мы заканчиваем и зал снова открывается, ко мне подходит курьер.

– Цветы для вас, Клэр. Я положил их сюда.

В раковине огромный букет черных лилий.

«От Патрика, – думаю я сразу же. – Он знает, что я нервничаю сегодня».

На карточке нет имени, только несколько набранных строк.

Люблю тебя, особенно когда

Тебе терзает сердце страх, как зверь,