Когда меркнет свет - Лорет Уайт (2018)

– Да, уверен. – Он выдохнул. – К тому же последний раз я видел Блейка и Ноя на похоронах отца. Ною было всего шесть лет. А я приехал только на один день – возможно, мой племянник даже не знает, что у него есть дядя. Я переживаю из-за этого и из-за Блейка, одинокого отца, который пытается содержать эту гнилую старую пристань.

Нат кивнул, но на его лице отразилась тревога. Какое-то время они молча пили вино. Соленый бриз принес с собой далекий шум океана. Вдруг налетел порыв ветра, бросился на песчаную дюну, взъерошил ее, словно невидимой рукой. На террасе зазвенела «музыка ветра». Джеффу стало жутковато, его посетило ощущение, будто время слегка сместилось.

– Хочешь, я поеду с тобой?

Джефф улыбнулся.

– Спасибо, но нет. Я справлюсь. Правда. Я должен сделать это сам. Должен проложить тебе дорогу к моей семье.

Снова напряженное молчание. Нат пристально смотрел Джеффу в глаза. В его взгляде была тревога. Даже страх. Джефф отвел взгляд, сделал большой глоток вина, пытаясь подавить ноющую боль в груди, – он может многое потерять. Ната. Все это. Потерять, если и дальше будет сидеть сложа руки и ждать, пока к Мэг вернется память или она сможет докопаться до правды с помощью признания его брата.

Возвращение в Шелтер-Бэй дает ему шанс… Можно попытаться остановить Мэг. Попытаться убедить Блейка хранить молчание. Ну а если все полетит к чертям… Он понятия не имел, что делать, если все полетит к чертям.

* * *

Мэг зашла в старую комнату Шерри. От сквозняка затрепетала паутина. Ирен держала эту комнату постоянно запертой с тех пор, как приехала заботиться о Мэг, и зайти сюда было все равно что перенестись во времени на двадцать лет назад. Шерри любила фиолетовый. Фиолетово-зеленые стены. Лавандовое покрывало. На стене – постер Джона Бон Джови, изображения звезд того времени. Ботинки «Мартенс» по-прежнему ждали в углу.

Мэг осторожно провела пальцами по рядам старых CD-дисков, покрытых толстым слоем пыли.

И села на кровать.

Кровать, где она нашла свою маму первого мая, двадцать один год назад – весной, в пору новых начинаний. Тара лежала на спине, раскрыв рот, со следами желтой рвоты в уголке губ. От этого воспоминания у Мэг все сжалось внутри. Она посмотрела на прикроватную тумбочку, где стоял контейнер из-под таблеток. Пустой.

Ее мать выбрала именно это место, чтобы свести счеты с жизнью, пока четырнадцатилетняя Мэг спала чуть дальше по коридору.

В горле встал ком, но Мэг сжала зубы и подавила эмоции. Она не хотела быть «жертвой», как ее назвал Блейк. Она никогда не была жертвой. Чушь! В какой-то момент в пансионате у Ирен она готова была признать свой эгоизм – и могла понять, почему он так подумал. Но ее зацикленность на себе, то, что она выбросила всех из своей жизни, была борьбой за выживание, а не бегством жертвы. Для этого требовалось мужество. А не трусость.

Она раздвинула шторы. В воздух взлетели клубы пыли, плавно закружились вокруг. Мэг чихнула и открыла окно. Внутрь хлынул чистый, холодный воздух.

Мэг опустилась на краешек кровати. Кутаясь в сырое пальто и сжимая в руке мамин дневник, она посмотрела на фотографию в рамке – Шерри и Томми Кессингер, на яхте его отца. Тем летом им было восемнадцать и девятнадцать, они стояли на пороге взрослой жизни. Смеющиеся. Красивые. Загорелые, стройные, полные энергии и надежд.

Глубоко вздохнув, она убрала с лица спутанный клубок влажных волос и открыла дневник на последней записи. С удивлением посмотрела на дату – тридцатое апреля, за день до того, как ее мать покончила с собой.