Легенды древнего озера - Наталья Тимошенко, Лена Обухова (2014)

– С парашютом, говорю, прыгать буду, – ответила она, пытаясь не показывать, что на самом деле ей совсем не весело. – Если ты меня больше не позовешь. Я всегда хотела чего-то подобного, но никогда не хватало решимости. Вернуться к прежней размеренной жизни с работой, домом и воскресными ужинами у родителей будет уже сложно, а о свободном падении я все равно давно мечтала.

Войтех театрально закатил глаза, спустился немного по лестнице обратно вниз, а потом сел прямо на ступеньки и внимательно посмотрел на Сашу.

– Я хочу еще раз повторить, что ты ничего мне не сделала, никак меня не обидела и вообще, у меня нет к тебе никаких претензий. Не придумывай себе. И ты будешь последним человеком из всех здесь присутствующих, кого я перестану брать с собой на эти исследования, – заверил он ее. – Тебе стало легче? – Он комично приподнял брови, пытаясь свести все к шутке.

Саша улыбнулась и покачала головой.

– Не стало, потому что я все еще ничего не понимаю. Я помню, как когда-то говорила тебе, что ты всегда можешь послать меня с моими вопросами к черту, и я не обижусь. Но в этот раз я все-таки хотела бы получить правдивый ответ на свой вопрос. Он ведь всего один, и совсем не сложный.

– Там, где речь заходит о правдивых ответах, не бывает несложных вопросов, – парировал Войтех, понимая, что свернуть разговор не получится. Можно было бы просто уйти, но это стоило сделать в самом начале. Теперь было уже поздно. – И если честно, то именно этого я и пытаюсь избежать: игр в вопросы и ответы. Как показывает практика, вопросов у тебя всегда больше, чем я готов дать ответов, а значит, я в этой игре всегда проигрываю. Я не люблю проигрывать.

– То есть, вся проблема в том, что я задаю слишком много вопросов? – уточнила Саша, внимательно глядя на него. – Я уже где-то влезла туда, куда меня не просили?

– Последние два года мною никто не интересовался, – спокойно пояснил он. – Ни моя семья, ни бывшие друзья. Круг общения сам собой сократился до минимума: до коллег на новой работе, которую я ненавижу. И самый личный вопрос, который я слышал за это время, касался моих планов на обед. Я отвык от этого, понимаешь? И есть масса вещей, о которых я… – он чуть не сказал «не могу», но вовремя удержал себя, – я не готов говорить.

Саша несколько секунд молча смотрела на него, пытаясь понять смысл его слов. Затем выбросила так и не зажженную сигарету и села рядом с ним.

– Думаю, теперь, когда есть мы, это уже утратило актуальность. Некоторые интересуются тобой до такой степени, что готовы закон нарушать, – она улыбнулась, подавив в себе желание сказать что-нибудь ободряющее, что он мог бы счесть за сочувствие или жалость. Во-первых, она была уверена, ему это не понравится, во-вторых, никакой жалости она к нему не испытывала. Если ему не нравились последние два года его жизни, он всегда мог это исправить. – И ведь есть масса других вещей, о которых ты готов говорить? Я могу в очередной раз пообещать тебе не лезть не в свое дело или даже вообще курить молча, если благодаря этому ты снова будешь сидеть рядом.

– Тебе так хочется, чтобы я сидел рядом с тобой, когда ты куришь? – с улыбкой спросил Войтех. – Как ты жила без меня все эти годы?

В этот раз слово сорвалось с его губ раньше, чем он успел себя остановить. Он собирался сказать «курила». Войтех смутился, но исправляться уже не стал, это выглядело бы совсем нелепо.

– Фигово, – рассмеялась Саша, не заметив ничего предосудительного в его словах. – Ты один из немногих, кто сидит рядом со мной и не нудит о том, что курить вредно, что я гроблю свое здоровье, а еще врач. Это очень ценно, потому что я ненавижу одиночество во всех его проявлениях. Так что, мы все решили? Снова мир, дружба, жвачка? И если я не буду лезть, куда ты не хочешь, ты готов быть моим другом?