Волшебница Шалотт и другие стихотворения - Теннисон Альфред (2007)

She saw the gusty shadow sway.

But when the moon was very low,

And wild winds bound within their cell,

The shadow of the poplar fell

Upon her bed, across her brow.

She only said, ‘The night is dreary,

He cometh not,’ she said;

She said, ‘I am aweary, aweary,

I would that I were dead!’

All day within the dreamy house,

The doors upon their hinges creak’d;

The blue fly sung in the pane; the mouse

Behind the mouldering wainscot shriek’d,

Or from the crevice peer’d about.

Old faces glimmer’d thro’ the doors,

Old footsteps trod the upper floors,

Old voices called her from without.

She only said, ‘My life is dreary,

He cometh not,’ she said;

She said, ‘I am aweary, aweary,

I would that I were dead!’

The sparrow’s chirrup on the roof,

The slow clock ticking, and the sound

Which to the wooing wind aloof

The poplar made, did all confound

Her sense; but most she loathed the hour

When the thick-moted sunbeam lay

Athwart the chambers, and the day

Was sloping toward his western bower.

Then, said she, ‘I am very dreary,

He will not come’, she said;

She wept, ‘I am aweary, aweary,

Oh God, that I were dead!’

МАРИАНА

В усадьбе, обнесенной рвом…

Шекспир. Мера за меру

На клумбах мох как черный креп,

Аллеи глухи и мрачны,

И гвозди выпали из скреп,

Державших грушу у стены.

И в запустенье вековом

Строенья ветхие стоят,

Пустых окон тоскливый ряд —

На мызе, окруженной рвом.

«Как жизнь пуста! — она сказала. —

Он не придет и впредь.

А я устала, так устала,

Уж лучше умереть!»

На небе отгорел закат,

Рассыпался горстями рос.

Поднять не в силах скорбный взгляд,

Она лила потоки слез.

Мышей летучих вился рой,

И становилось все темней.

Закрывши окна, в мир теней

Она вошла ночной порой.

«Как ночь темна! — она сказала. —

Он не придет и впредь.

А я устала, так устала,

Уж лучше умереть!»

Она проснулась: на земле

Царила ночь, сойдя с высот.

Бык сонно замычал во мгле,

Выпь закричала средь болот.

Во сне она брела с трудом,

Сама не ведая куда.

Заря зажглась осколком льда

Над мызой, окруженной рвом.

«Как день тосклив! — она сказала. —

Он не придет и впредь.

А я устала, так устала,

Уж лучше умереть!»

Дремал под каменной стеной

Забытый, почерневший шлюз

И мох ползучей пеленой

Воды с землей скреплял союз.

Над шлюзом тополь-исполин

Стряхнул листву, коряв и гол.

На много миль лишь этот ствол

Торчал над пустошью трясин.

«Как жизнь пуста! — она сказала. —

Он не придет и впредь.

А я устала, так устала,

Уж лучше умереть!»

Когда всходила ввысь луна,

И ветер дул, и вечер гас,

На белой завеси окна

Тень тополя пускалась в пляс.

Но если ясной ночь была,

А ветры прекращали дуть,

То спящей на лицо и грудь

Ложилась тень, как вестник зла.

«Как ночь темна! — она сказала. —

Он не придет и впредь.

А я устала, так устала,

Уж лучше умереть!»

Влачился мирно скучный день.

Все было тихо, слышно лишь,

Как дверь скрипит, жужжит слепень,

Пищит под половицей мышь.

Но зов былого все властней

Звучал: то задрожит крыльцо,

То вдруг в окне мелькнет лицо

Из навсегда ушедших дней.

«Как жизнь пуста! — она сказала. —

Он не придет и впредь.