Битва за Родину - Битва за Родину (2021)

Безумно хочется побежать за нею, обнять, крепко прижать Аню к себе, такую хрупкую, милую и желанную, зарыться ладонями в пышные черные локоны, прошептать «прости», и поцеловать страстно и нежно. Ведь Николаенко безумно нравилась мне и в той, прошлой жизни. Но я, как и всякий подросток, боялся себе признаться в этом. Боялся, что мои чувства вызовут вежливый холодный отказ или насмешку. Хотя зеленоглазка всегда была доброжелательна и ровна со всеми одноклассниками и со мною тоже. Но комплексы подростка логике не поддаются. Это чистые эмоции и страх, выплывающие из глубин подсознания.

И сейчас я, скрипнув зубами, остаюсь на месте. Но уже по другой причине.

«Это ещё ребенок, школьница, что ты от неё хочешь? Романтических отношений? Но я уже встречаюсь со Светой, так будет нечестно», — убеждаю себя. Ураган эмоций, бушующий внутри, заставляет сорваться и побежать за зеленоглазкой, а разум усилием воли давит эти порывы.

Но сердцу не прикажешь. И душу щемящей удавкой захлестывает волна светлой печали по несбывшейся мечте и не состоявшейся любви…

Так я думал тогда, стоя на белом песке, созерцая черную гладь воды и безмолвные сиреневые звезды, дружелюбно мерцающие в холодном ночном небе.

22 октября 1978 года. Утро воскресенья

— Дядя Толя, мы здесь будем кино снимать? — подросток в пионерском галстуке и пиджаке с любопытством осматривает небольшую лесную полянку.

— Здесь, — подтверждает невысокий худощавый мужчина с черными вьющимися волосами и квадратной челюстью, одетый в клетчатую рубашку, потертые и мешковатые серые брюки. Он улыбается, но выпуклые светло-голубые глаза остаются холодными и цепко следят за пареньком.

Мужчина закрепляет веревку на толстой ветке дерева, делает петлю, затем пододвигает обрезок толстого бревна и предлагает мальчику встать на него. Тот послушно становится на дерево. На его шею набрасывается петля. Подросток покорно позволяет дяде Толе затянуть узел.

Чернявый резко выбивает опору из-под его ног. Мальчик хрипит и дергается в петле.

— Дядя Толя не надо. Снимите меня. Я передумал, сними… — сипит он, суча ногами. Пальцы лихорадочно вцепляются в веревку, в последней попытке ослабить удушающий узел.

Маньяк, радостно оскалившись, бросается к отложенной в стороне камере. «Кварц» жужжит, беспристрастно фиксируя круглым объективом агонию ребенка. По телу парня пробегают судороги, лицо синеет, глаза выпучиваются, штаны в районе паха намокают.

Чернявый уже не может сдерживаться. Его лицо перекашивается в сладострастной гримасе. «Дядя Толя» постанывает, совершая движения тазом и энергично поглаживая пальцами ширинку.

«Млять, да он обкончался», — брезгливо отмечает частичка моего сознания, наблюдающая за процессом. Затем посиневшего подростка снимают с петли. В руках у чернявого появляется топор. Блестящее лезвие с противным хрустом врубается в тело ребенка…

Картинка пропадает, сменившись черной пустотой. И появляется другая. На лесной поляне пожилой мужчина терзает обнаженное тело маленькой девочки. Оскалившись в злобной гримасе, он рубит бездыханную малышку кухонным ножом, кусает и грызет белеющее в сумерках тело, капая слюной на жертву. В глазах маньяка плещется безумие. Мучитель с упоением потрошит истерзанное тело девочки. Застывшие глаза, наполненные предсмертной мукой, маньяк выкалывает острием ножа. Затем потрошитель деловито складывает в баночки окровавленные внутренности ребенка, аккуратно вытирает руки тряпочкой и засовывает емкости обратно в свой потертый портфель. И спокойно уходит с поляны, оставляя за спиной изрезанное и истерзанное тело девочки.

Просыпаюсь я, от того, что моё плечо трясет здоровенная лапа.

— Леша, вставай, через сорок минут выезжаем, — слышу голос Мальцева — Да что с тобой такое? Ты же весь мокрый. Заболел?

Открываю глаза, вижу склонившееся надо мною обеспокоенное лицо Сереги.

— Со мной всё в порядке, сейчас поднимусь, — отвечаю товарищу, — пара секунд.