Возвращение - Дмитрий Зурков, Игорь Черепнев (2018)

Возвращаюсь обратно, бойцы уже вовсю кашеварят под навесом, где возле миниатюрной, максимум на двух-трех человек, бани сложена такая же маленькая печка-очаг, типа – летняя кухня. В котле булькает-варится немецкая тушенка, к которой хозяин добавил «с барского плеча» пару-тройку стаканов перловой крупы, луковицу и лукошко грибов, которые чуть ли не моментально были очищены и присоединены к остальным продуктам. В итоге получилась вкуснейшая похлебка, которую разлили по котелкам и ели прямо там же, возле очажка, усевшись в кружок. Дед к тому времени освободился и подсел к остальной компании. Я заметил, что когда хозяин «снял пробу», в смысле, первый зачерпнул деревянной ложкой ароматный супчик и спокойно отправил все в рот, Семен окончательно расслабился. Да оно и понятно. Обычай, не менее древний, чем человечество: человека, с которым ел за одним столом, нельзя убивать, грабить, обворовывать, обманывать. Понятное дело, что со временем люди цивилизовались, то есть научились делать всяческие пакости ближнему своему, прикрываясь при этом общечеловеческими ценностями, благими намерениями и прочей лабудой и невзирая на древние обычаи. Но в затерянных медвежьих углах их всё еще свято соблюдали – и в начале «просвещенного» двадцатого века, и в мое время, в смысле, в далеком будущем.

Как-то местные мужики-сверхсрочники там, в Колдино, после надцатой рюмки рассказывали, что у болота, где деревня «Не помню названия» из поколения в поколение собирала клюкву, объявился хозяин. Предприниматель из Новосиба, купивший у местных властей право на беспредел. После того, как деревенские отказались собирать для него ягоду, притащил каких-то бомжей, которые «газонокосилками» с приводом от бензопил срезали все. И ягоду, и листики, и веточки. Уничтожил клюквенную плантацию за три дня. Ягоду отправил в Москву, бабок на этом наварил, говорили, немеряно. Только вот через пару месяцев нашли его прибитым к стене собственного дома-особняка, и рот был набит этой самой клюквой. И, что характерно, виновных не нашли. Помимо пары тех же бомжей, которые в чем-то там признались с единственной целью – провести время с сентября по апрель в теплом месте и на казенных харчах…

Так, что-то не вовремя я ударился в воспоминания о будущем. И, вдобавок, ловлю на себе изучающий взгляд хозяина. Ой, чует моя… интуиция, не все здесь так просто и ладно.

После еды разрешаю всем отбиться, то есть поспать, но четыре человека посменно будут только изображать послеобеденный расслабон. С оружием неподалеку. Дружба дружбой, а правила работы ДРГ в тылу никто не отменял. А сам иду к Мартьянычу на разговор. Во-первых, надо о ранении Матвея узнать, а во-вторых, уж больно человек интересный и загадочный попался. Дед, похоже, предвидел такой поворот событий и поджидал, сидя на том самом бревнышке возле крыльца. Увидев меня, призывно машет рукой и хлопает ладонью по почти отполированному стволу дерева – садись, мол, поговорим. Ну, что ж, за этим, собственно, и шел. Присаживаюсь рядом, достаю папиросу и, вспомнив о запахах в доме, протягиваю открытый портсигар хозяину. Тот, не чинясь, берет «палочку здоровья», прикуривает от зажженной мною спички и выпускает дым замысловатой фигурой. Три кольца, которые потом пронизываются струйкой дыма. Слыхал я о таких фокусах…

– … ведь хотел спросить, воин? – Голос деда Мартьяна внезапно доносится до ушей. Блин, да что же это такое творится! Пришел поговорить, а завис на трюке с папиросой. Видя мое замешательство, знахарь повторяет фразу: