Пол и характер - Отто Вейнингер (2007)

Таким образом я исчерпал тему об истерии, по крайней мере, в тех пределах, в каких это необходимо было для целей настоящего исследования. Женщины, которые обыкновенно приводятся в качестве примеров женской нравственности, всегда истерички. Именно это педантичное соблюдение принципов нравственности, это строгое следование закону морали (будто бы этот закон является законом их личности! Нет, здесь скорее бывает обратно: закон, совершенно не считаясь с их личностью овладевает и всецело проникает в существо женщины) обнаруживает всю их лживость, всю безнравственность этой нравственности. Истерическая конституция есть смешная мимикрия мужской души, пародия на свободу воли, которую навлекает на себя женщина особенно в те моменты, когда она находится под сильным влиянием мужчины. Даже наиболее высоко стоящие женщины не что иное, как истерички. Если мы в них видим некоторое ослабление силы полового влечения, которое отличает их от других женщин, то это далеко не является результатом собственной мощи, заставившей противника сложить оружие в упорной борьбе. Но истерические женщины испытывают, по крайней мере, на себе силу мести своей собственной лживости и в этом смысле их можно (хотя и неправильно) назвать суррогатом той трагедии, на которую женщина во всех остальных отношениях совершенно неспособна. Женщина не свободна: она в конце концов вечно находится под гнетом своей потребности быть изнасилованной мужчиной, как в своем лице, так и в лице других. Она находится под неотразимым влиянием фаллоса и нет для нее спасения от рокового действия его даже в том случае, когда дело еще не доходит до полового общения. Высшее, до чего женщина может дойти – это смутное чувство своей несвободы, слабое предчувствие нависшего над ней рока, но это уже будут последние проблески свободного, умопостигаемого субъекта, жалкие остатки врожденной мужественности, которые сообщают ей путем контраста ощущение (правда, слабое) необходимости, ибо абсолютной женщины нет. Но ясное сознание своей судьбы и того принуждения, которое вечно тяготеет над ней, совершенно недоступно для женщины: только свободный человек может познать свой фатум, так как он не всецело поглощен необходимостью, а известной частью своею существа он стоит вне своей судьбы и над ней в качестве объективного наблюдателя и борца. Убедительное доказательство человеческой свободы заключается в том, что человек в состоянии был дойти до понятия причинности. Женщина именно потому и считает себя не связанной, что она связана по рукам и ногам: она не страдает от страсти, так как она – сама страсть. Только мужчина может говорить о «dura necessitas», кроющейся в нем, только он в состоянии постичь концепцию Мойры и Немезиды, только он мог создать Парк и Норн: ибо он не только эмпирический, обусловленный но и умостигаемый, свободный субъект.