Мечта для нас - Тилли Коул (2019)

Я слышал его слова, но не мог их понять. Попытался обойти мистера Фаррадея, но он снова меня удержал.

– Пропустите меня.

Голос прозвучал глухо, угрожающе, я знал это, но мне было плевать. Мне просто нужно было увидеть Бонни.

Мистер Фаррадей покачал головой.

– Прости, сынок. Она… ей сейчас очень тяжело. Она не хочет тебя видеть. Никого из нас не желает видеть. – Его лицо мучительно исказилось. – Я лишь стараюсь, как могу, облегчить ее ношу.

Я стиснул зубы, руки задрожали, потом сжались в кулаки.

– Бонни! – позвал я. Наверное, мой громкий голос был слышен во всем отделении. – Бонни! – вопил я. Мистер Фаррадей шикнул на меня. – БОННИ!

Я вывернулся из рук мужчины и влетел в палату.

Бонни сидела на кровати, облокотившись спиной на подушки, и смотрела в окно. Потом повернулась ко мне.

– Бонни, – сказал я, шагнул к ней и замер. Потому что девушка снова отвернулась. А потом вообще повернулась ко мне спиной.

И на меня накатило. Как будто прорвало плотину, и все эмоции, накопившиеся за последние несколько недель, нахлынули, точно крещендо большого барабана.

Я сделал шаг назад, потом – еще один. В памяти теснились образы: забинтованные запястья Истона, Бонни падает мне на руки с сердечным приступом. Истон лежит на медицинской каталке, на ветке болтается веревка. Потом Бонни… узнает о смерти брата, узнает, что теперь в ее груди бьется его сердце.

И я не выдержал. Не смог больше все это выносить, черт меня дери. Я повернулся, и в эту самую секунду в палату вошли двое охранников. Я примирительно вскинул руки:

– Ухожу. Ухожу!

Я бросил последний взгляд на Бонни, но девушка все так же сидела ко мне спиной. Выбежав из палаты, я со всех ног помчался по коридору. Когда я добежал до пикапа, в глазах рябило от ярких цветов, эмоции захлестывали меня с головой. Мозг пульсировал, как барабан, голова болела, на глаза что-то давило изнутри, так что я почти ничего не видел.

В сознании взрывались неоновые фейерверки, били молнии. Приехав в университетский парк, я почти выпал из машины, ворвался в здание музыкальных классов и снова побежал. Я не знал, куда направляюсь, ноги просто несли меня куда-то. Мой кулак забарабанил в дверь.

Дверь распахнулась, и у меня перед глазами возникло лицо Льюиса. Я схватился за голову и сказал:

– Я хочу участвовать в праздничном концерте.

Мне было все равно, даже если меня услышат студенты.

Рот Льюиса приоткрылся, и я увидел потрясение на его лице. Я протиснулся мимо него в кабинет.

– Бонни сделали пересадку сердца. – Я зажмурился. – Истон убил себя…

Голос сорвался, печаль захлестнула меня гигантской волной. Я чуть не задохнулся при мысли о веревке, носилках… о Бонни.

– Кромвель.

Льюис подошел ближе.

Я выставил перед собой руку.

– Нет. – Профессор замер. – Я пришел к вам только потому, что больше никто не понимает. – Я стукнул себя ладонью по голове. – Вы видите то же, что вижу я, чувствуете то же, что я чувствую. – Я со всхлипом перевел дух. – Мне нужна помощь. – Руки мои бессильно опустились, накатила страшная слабость. – Мне нужна ваша помощь для создания музыки. Она нарастает. Цвета. Рисунки. – Я покачал головой. – Музыки слишком много, слишком много разом, цвета чересчур яркие.

Льюис опять шагнул ко мне и протянул руку, но я отшатнулся. Я видел его лицо, видел его отчаяние, желание поговорить. Потом я заметил стоявшую на столе фляжку. Алкоголь. Темные круги под глазами профессора.