Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Дрова давно закончились. В глинобитных очагах и в жаровнях солдаты сожгли весь мусор, всякую найденную щепочку и веточку. Поколебавшись, Бухгольц разрешил жечь фашины, заменяя их снеговыми кирпичами. И всё. Больше жечь было нечего. Отряды ходили на Ямыш-озеро рубить лозняк, но эти вылазки не оправдывали себя. Степняки нападали на лесорубов, потери всякий раз были велики, а крепость получала разве что три десятка охапок почти бесполезных сырых прутьев. Солдаты днём согревались работой и экзерцициями, а ночью спали в выстуженных казармах вповалку, в тесноте и смраде немытых тел и грязных одежд, кишмя кишащих вшами и блохами. Не бодрила даже водка. От холода люди ослабевали и поддавались скорбуту. К больным в гошпиталях прибавлялись обмороженные: у них от почерневших ступней отваливались мёртвые пальцы, а потом человека добивал антонов огонь. Порой усталые караульные замерзали возле пушек насмерть.

Однажды двое караульных дезертировали с поста. Они спустились в ров, выбрались в степь и побрели в сторону джунгарской юрги. Утром их догнали по следам на снегу и доставили обратно в ретраншемент. Сержант Назимов привёл их в землянку полковника Бухгольца на допрос.

– Сил же нет, господин полковник, – страдальчески признался старший из дезертиров. – Без огня вся душа насквозь простыла, жрать не надо – согреться хочется, а у степняков в юрге дымы как лес стоят!

– И скорбута с язвой у них нет, – тихо добавил младший дезертир.

– И потому, значит, можно царя и присягу предать? – спросил Бухгольц.

Дезертиры опустились перед ним на колени. Эти солдаты утратили дух: они уже не стриглись и не брились, не чистили оружие и одежду. Бухгольц смотрел на них сверху и видел, что в их волосах белеют гниды.

– Грешны, смилуйся, господин полковник!

– Я на приступе троих свалил!..

Сержант Назимов с презрением отвернулся от дезертиров.

– Перед стужей и мором мы все равны! – строго сказал Бухгольц. – Я, командир, терплю, а вам невмоготу? Вас обоих аркебузируют перед строем!

Дезертиры заплакали.

– Увести? – спросил Назимов.

Бухгольц вгляделся в сержанта. Глаза у того предательски пожелтели, на опухшем лице расплывались синяки, подбородок темнел затёртой кровью.

– У тебя скорбут, Назимов, – сказал Бухгольц.

– Никак нет! – твёрдо отрапортовал сержант, не отводя взгляда.

– Ну, как знаешь, – тяжело вздохнул Бухгольц.

Гарнизон вышел в степь и выстроился побатальонно. Дезертиров поставили перед шеренгой из десятка солдат с мушкетами. Ваня наблюдал за расстрелом со смятением в душе. Он не мог согласиться ни с чем – ни с бегством, ни с казнью. Как можно так бессмысленно загубить свою жизнь? Дезертиры дрожали – но от холода, а не от страха. Измучившись, они ждали пули как избавления от мук и ни о чём уже не просили.

– Полка! Патрон! Дуло! На взвод! Цель! – командовал Шторбен.

Грянул залп, и дезертиры упали.

После этого события полковник Бухгольц решил пустить на дрова часть имеющихся дощаников. Он вызвал Ваню Демарина.

– Сколько в вашей роте солдат на ногах, поручик? – спросил он.

– Шестьдесят один! – тотчас ответил Ваня.

– Возьми топоры и пилы. Присовокуплю к тебе полусотню драгун. Ступай на Иртыш. Дозволяю разломать два судна.

– Исполню, господин полковник! – радостно вспыхнул Ваня.

Бухгольц посмотрел на него оценивающе.

– Увидишь степняков – сразу отходи на ретираду. Дистанция до Иртыша от ретраншемента дальняя, артиллерийского бедекена у тебя не будет, в случае нападения прислать на сикурс мне некого.

Ваня догадался, что Бухгольц заметил его желание боя, и покраснел.

– Слушаюсь, господин полковник, – сказал он.