Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Варвара положила ладони на головы Федюньки и Танюшки, будто предупреждала: нельзя пугаться деда! Лёшка и Лёнька глядели в стол, как виноватые; им обоим хотелось сбежать, но глубинное чувство родства требовало от них оставаться здесь. Маша провела рукой по бледному лицу, точно вытирала слёзы, но глаза её были сухими. А Ефимья Митрофановна глядела на мужа с болью и бесконечной жалостью.

– Не по правде то, – угрюмо сказал Леонтий. – Не по-ремезовски.

– Молчи, Лёнька! – уже бесновался Семён Ульяныч. – Все молчите! За Петьку всех вас прибью!

– Спасёшь Ваньку – потом хоть прокляни, – вдруг уронила Варвара.

– Не о его вине речь, батюшка, – негромко и рассудительно продолжил Семён-младший. – Его вина при нём. Но он в плену. И там он не покается. Не искупит ничего. Не губи его душу.

– Разжалить меня хочешь, богомолец? – Семён Ульяныч вперился в сына. – Мне моё горе сердце в железо перековало! Мне отмщение, и аз воздам! – прогремел он как поп с амвона и вдруг уставил палец в Машу. – Это Марея вас подговорила! Сестре затычку ищете! На её блуде ваша праведность! – Семён Ульяныч грохнул кулаком по столу. – Машка должна в Киев босой пойти – грехи замаливать, а вы ей срам расчёсываете!

– Да в чём я грешна-то? – зло и дерзко ответила Маша. – В том, что Ваня мне по сердцу, да?

– Он Петьку!.. – уже задыхался Семён Ульяныч. – Сука ты!.. Петьку!..

Ефимья Митрофановна замахала руками на Машу: дескать, молчи!

– Чем я Петьку обижу? – сейчас Маша точь-в-точь была как сам Семён Ульяныч. – Петька меня любил и счастья мне хотел! А я-то жить не должна, да? Мне засохнуть надо, чтобы ты своё горе за срам не считал?

Семён Ульяныч вскочил, но вдруг каким-то чудом толстая и неуклюжая Ефимья Митрофановна оказалась у него на груди, обнимая его и усаживая обратно с девичьей нежностью и любовью.

– Освободи душу, отец, – прошептала она. – Прости их всех. Злобой сердце не вылечить. Прости нашего Петеньку милого, дай ему успокоиться, маленькому, не тревожь его после смерти. И себя тоже прости.

Семён Ульяныч как-то странно выгибался, закидывался в объятиях жены, будто тонул и рвался кверху, а потом, надломившись, опустился на лавку, уронил голову, захлюпал носом и по-старчески заплакал – безутешно, но освобождённо, благодатно, пасхально.

Глава 9

Опыт утрат

Капитана Табберта очаровала история ханши Сузге.

У хана Кучума, повелителя Сибири, вокруг столицы – городка Искер – располагалось несколько малых дворцов-острожков, и в каждом жила жена. Сузге, юную красавицу, хан поселил в острожке Сузге-тура, что стоял над Иртышом на крутой горе Сузгун. Потерпев поражение от Ермака, хан Кучум бежал в городок Абалак к жене Самбуле, а Сузге осталась лишь с десятком воинов охраны и слугами. Атаман Иван Кольцо, самый лихой сподвижник Ермака, отправился на Сузге-туру с отрядом в полсотни казаков. Отважная Сузге заняла оборону. Крепостица отбила все казачьи приступы. Кольцо мог бы просто сжечь врагов вместе с домами и частоколами, но узнал, что Сузге прекрасна собою, и решил заполучить её в наложницы. Он честно изложил своё желание в письме и переправил его в неприступный городок. Сузге прочла – и согласилась, но с одним условием: казаки должны пропустить верных защитников её дома на свободу. Кольцо принял условие. С обрыва Сузгуна юная ханша смотрела, как её воины и слуги загружаются в лодку. Когда парус исчез за дальним поворотом Иртыша, казаки вступили в Сузге-туру. Но гордая Сузге выхватила кинжал и вонзила себе в сердце.

Сия героическая басня, без сомнения, понравилась бы просвещённому европейскому читателю, но увы: Табберт понимал, что легенда о Сузге – слишком мелкий случай, и его не поместить в ту книгу о России, которую он задумал написать. Жаль, жаль.