Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Сибирь кажется полупустой и почти безлюдной, но на самом деле здесь множество народов и множество укладов. А жизнь – суровая. Промахнёшься хоть в малом, не примешь в расчёт, – и хлоп! Сибирь расшибёт тебя, будто комара ладонью. Здесь ничего нельзя достигнуть, если не разобрался, как всё устроено. А устроено – сложно. И эту сложность во всей её бесконечной путанице понимает разве что только Семён Ульяныч. Поэтому все, кто что-то делает, идут к нему и просят: объясни! научи! подскажи! Напрасно он, Ваня, полагал, что Ремезов – замшелая старина. Кремли, мол, прадедовы, летописи баснословные, чертежи расписные… Кремль можно разобрать и сладить ретраншемент, из летописи можно извлечь экстракт событий, а чертёж нетрудно перелицевать в ландкарту. Суть не в облике вещей. Труды Семёна Ульяныча посвящены тому, что было, есть и будет в Сибири всегда, – значит, мыслью своею Ремезов устремлён в грядущее, как и царь Пётр, который созидает новую державу. Ремезов повествует не о том, что уже умерло или должно умереть, а о том, что не умрёт никогда. Пётр – он о завтрашнем, а Ремезов – о вечном. И потому кудрявый ремезовский чертёж указывает верный путь. А других чертежей в Сибири пока и вовсе нет.

Вечером Ваня подошёл к Онхудаю.

– Дозволь, зайсанг, навестить своих, – попросил он.

Онхудай ухмыльнулся так, словно раскусил пленника.

– Ты не сумеешь сбежать с ними. Там на реке ниже по течению большая мель, и ваша лодка застрянет. Мы догоним вас на конях.

Ваня молчал.

– Ладно, иди, – смилостивился Онхудай.

Ваня медленно шагал по тропинке, протоптанной джунгарами от юрги к реке. Вдали дымно пламенел закат. В высокой траве стрекотали кузнечики. Где-то у воды кричал дергач. Спелый луг дышал тяжело и медвяно.

Ваня размышлял о Маше – с тревогой и печалью. Он не видел её два года. Всё могло случиться. Она могла выйти замуж. Уже и дети могли быть. Там, в степной кошаре, Ваня каждый день представлял себе Машу, говорил с ней, бесплотно обнимал её, воображал, какая у них была бы семья. Но жизнь не остановить. Это он увяз в неизбывности, а у Маши всё продолжалось. И надо быть готовым к тому, что Маша для него потеряна. Зачем Маше ждать его? Они же поссорились перед разлукой, да и Петька… Ваня слышал, как Ремезов сказал Онхудаю про девку. Про Машу?.. Вполне возможно, что Машин муж сопровождает тестя в поездке, а Маша – при муже…

Стан Ремезовых располагался почти у воды. Зеленели два лохматых шалаша из тальника. За шалашами вверх просмолённым днищем вытянулась насада. Горел костерок, и над огнём висел котёл. Ваня жадно разглядывал команду Семёна Ульяныча. Дядя Леонтий – его Ваня уже видел… Дядя Семён-младший… Дядя Ерофей – надо же, и он тут!.. И какой-то человек в камзоле – наверное, зять Семёна Ульяныча… Тоже военный, как и Ваня… В Тобольске, небось, много холостых офицеров… А где Маша?

– Ванька, бродяга! – радостно закричал Ерофей.

Ваню окружили, принялись тискать и хлопать по спине.

– Рады, что жив ты! – широко улыбался Леонтий.

– Бог тебя хранит, – негромко сказал Семён-младший.

– Ну и харю наел у степняков! – восхищался Ерофей. – Кабан стал!

– А это Филипа, тоже с нами, – Леонтий подтолкнул Табберта.

– Капитан фон Страленберг, – Табберт коснулся пальцами треуголки. – Я есть друг Симон и военный плен.

Ваню словно умыло: этот человек не мог быть мужем Маши!

– Благодарю за помощь в предприятии, – произнёс Ваня по-немецки, удивляясь забытому звучанию иностранной речи. – Я поручик Демарин.

– О, приятно встретить образованного человека! – по-немецки ответил Табберт, сразу почувствовав расположение к этому офицеру.

Ваню обдало жаром – из шалаша выбралась Маша.