Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Ваню словно ударило в лоб, даже в глазах блеснуло. Так вот в чём тут загвоздка: Семён Ульяныч просто не хотел отдавать степнякам кольчугу!

Семён Ульяныч качнул стволом, приказывая джунгарам отойти от входа в тайник. Джунгары нехотя отошли, а Семён Ульяныч и Семён-младший, не опуская ружей, отошли вместе с ними, держа степняков под прицелом.

Леонтий и Ерофей направили ружья на дыру в обрыве.

Табберт быстро заряжал свой пистолет. Он не хотел быть в стороне.

Маша зажала рот ладонью и таращила глаза.

А Ваню сначала ошпарило оскорбление. Он понял, что для Семёна Ульяныча он – никто, и кольчуга старику важнее. Но потом жар гордыни уступил какому-то другому чувству – странному и небывалому. Ведь старик Ремезов жил как-то иначе, нежели обычные люди. Для него все эти Ермаки и Ульяны были такими же товарищами, как сыновья: им и ныне требовалась помощь! Для Ремезова былое не умерло, не отошло в прошлое безвозвратно, а продолжалось и сегодня, и укатывалось в грядущее. Это было протянутое через столетия общее дело, единое и нерасторжимое; его делали и Ермак, и Ульян, и он сам, старый тобольский архитектон, и ещё будет делать кто-то другой, кто обязательно объявится позже. И это громадное дело, конечно, было важнее Вани Демарина. Ваней Демариным можно было и пренебречь. Но Семён Ульяныч не пренебрёг. Он исхитрился провернуть свою затею так, чтобы Ванька, негодный и бесполезный Ванька, всё-таки получил свободу. Пусть дальше живёт как хочет. Бог ему судья.

– А где кольчуга, дядя Левонтий? – хрипло спросил Ваня.

– На бате под кафтаном.

Коварный Семён Ульяныч в тайнике напялил кольчугу на себя, чтобы на выходе джунгары ничего не заподозрили. Увидев Ремезова с кольчугой, они могли бы решить, что старик убил зайсанга, и тогда двое не улезли бы за Онхудаем, а оставшихся четверых не получилось бы взять врасплох.

Леонтий и Ерофей не сводили глаз с жерла подземного хода.

Сумрак в дыре опять задёргался, послышались голоса и стоны, и наружу полезли два джунгарина, которые волокли помятого Онхудая.

– Стойте! – властно крикнул им Ваня по-монгольски.

Джунгары остановились и остолбенели от изумления. На них смотрели ружья Леонтия и Ерофея и пистолет Табберта. Злополучный Онхудай всей тяжестью висел на руках у своих воинов, как зарезанный бык на двух столбах у мясников-яргачинов в юрге; халат тэрлэг у зайсанга раскрылся, и беззащитно вывалилось огромное, грязное и волосатое брюхо.

– Вы меня обманули!.. – жалобно просипел Онхудай.

Ваня подошёл к нему, наклонился и с силой сорвал с его шеи золотую пайцзу, которую когда-то так жаждал заполучить Ходжа Касым.

Глава 5

Семеро в тайге

Старый кедр сопротивлялся времени. Искривлённый, изломанный, он словно бы запутался в каких-то невидимых тенётах, по-разному вывихнув в борьбе свои многосуставные лапы. Тайга, ропоча, обступила его, как люди, изумлённые и устрашённые, обступают изловленного и связанного зверя. Хвоя у кедра поредела, коренастый ствол был уродливо раздут, на ветвях чернели наросты. Кедр был окутан странным угрюмым сумраком.

– Ульпа не дерево, – сказал Пантила. – Это кладбище семи шаманов.

Пантила уже не разыскивал следов Нахрача. Он вёл отряд Филофея сам, потому что понимал, как через это лихолесье добраться до селения Балчары, где Нахрач надеялся обрести защиту у тамошнего князьца Сатыги.

– Мы такое уже на Оби видали, помнишь, Лексей? Лет пять назад, – Митька Ерастов посмотрел на Лёшку Пятипалова. – По реке лесина плыла. К ней ещё лодки с покойниками были привязаны.

– Здесь не было лодок, – сказал Пантила. – Шаманов в дерево хоронили.

– Как это? – не поверил Емельян.