Обманутый и оскорбленный - Александр Ярославцев (2021)

Когда британский посол в Константинополе лорд Рэдклиф сообщил о случившейся трагедии в Лондон, там разразился невообразимый скандал. Каким бы высоким ни было положение лорда Раглана, ему все же пришлось дать объяснение по поводу своих действий. И тут лорд выкрутился в истинной британской манере. Главным виновником всего случившегося стал капитан Нолэн, поскольку именно ему фельдмаршал передал приказ на словах, добавив при этом: «Если возможно». Дивизионный генерал Лекэн под присягой подтвердил, что этих слов он не слышал, а сам капитан Нолэн был убит, поскольку по своему личному желанию принял участие в этой злополучной атаке.

С тех пор у британской аристократии сражение при Балаклаве считается самым траурным днем и одновременно самым почетным сражением в Восточной войне, ибо выжившие кавалеристы с гордостью рассказывали своим высоким потомкам, как славно они сражались с ордами диких и ужасных казаков, которым так и не удалось сломить силу британских героев.

Удача под Балаклавой, героизм и стойкость Севастополя окрылили всю страну. Письма, полученные из Севастополя и Бахчисарая, в которых описывались военные действия, перечитывались и пересказывались многократно. По указанию императора некоторые из них печатались в столичных газетах и тем самым публично восхваляли деяния солдат и офицеров. Особенно было популярно письмо корнета Струева о том, как донские казаки по пятьдесят рублей продавали перекупщикам племенных рысаков, пойманных ими под Балаклавой и оставшихся после знаменитой атаки английской кавалерии. Столичная публика хорошо знала, что минимальная цена таких лошадей составляла шестьсот рублей.

Однако, как ни радостны были эти известия, Нахимов, возглавивший оборону города после смерти Корнилова, прекрасно понимал, что противник просто обязан предпринять штурм города до наступления морозов. Это подсказывал здравый смысл, это подтверждали данные разведки. Она доносила, что поток транспортных кораблей в Камышовую бухту, занятую французами, непрерывно нарастал, тогда как число кораблей, посетивших Балаклаву, резко сократилось.

Окончательно прояснить ситуацию удалось с помощью языка, которого привели «охотники» после трех ночей непрерывных поисков. Интендант первого ранга мсье Жюно, взятый возле офицерского нужника, был до смерти напуган действиями ночных гостей и потому рассказал все, что только знал. Выяснилось, что император Наполеон непрерывно шлет генералу Канроберу письма с требованиями до наступления холодов штурмовать Севастополь. Экспедиционный корпус оказался полностью неготовым к зимовке, организация которой ляжет тяжким бременем на французскую казну.

– И что же говорит генерал Канробер? – спросил интенданта Ардатов, в чьем присутствии проводился допрос.

– Не знаю, – честно признался Жюно. – С генералом по этому поводу мне общаться не пришлось. А вот господин Боске заявил, что война в представлении генералов, сидящих в Париже, совершенно отлична от той, что идет здесь.

– От чего больше страдает ваша армия? От голода, холода или наших пуль? – поинтересовался Ардатов.

– В первую очередь от болезней, господин генерал. С чумой наши лекари научились справляться, а вот дизентерия косит всех наповал. Все лазареты переполнены больными, число которых множится с каждым днем.

– Помогают ли вам местные татары?

– Да, господин генерал, помогают, но не в той мере, как нам бы того хотелось. Пригоняют баранов и коней, но слишком мало. Они запуганы каким-то русским генералом, который обещал их всех выселить за непослушание, – изливал душу Жюно.

– Видно, они не столь сильно запуганы, если помогают вам, – произнес Ардатов, делая пометку в своей записной книжке.