Генерал-адмирал - Генерал-адмирал (2011)

— Я помню, — оборвал я его. Он еще будет мне говорить… Тысяча саженей — это больше двух километров. Попасть на такой дистанции с открытого прицела пулей с круглой головкой… Я удивлюсь, если после того, как будут расстреляны все две тысячи предназначенных для этой дистанции патронов, мы найдем хотя бы одну дырку в мишени.

Так и произошло. Вернее, не совсем так. Как раз у винтовки Мосина край одной из пяти мишеней, установленной на дистанции в тысячу саженей, отщепился. Но это посчитали повреждением при установке, хотя устанавливавший ее солдат и утверждал, что ничего не повреждал. Впрочем, даже если это и было попаданием, то чисто случайным. Да что там говорить — на дистанции пятьсот саженей, то есть километр, количество попаданий составило всего лишь около процента. А более дальние дистанции дали такой разброс, что никакой закономерности по ним вывести было просто невозможно. Случайность — она и есть случайность. Причем залповая стрельба, несмотря на странные, на мой взгляд, однако точно имевшие место быть ожидания многих членов комиссии, дала куда меньшее число попаданий, чем одиночная. Раз в восемь — десять.

— Ну что ж, господа, — подвел я итоги дня. — По-моему, все ясно. Даже лучшие стрелки, привлеченные нами для испытаний, на дистанции не то что тысяча саженей, а даже и пятьсот показывают крайне низкие результаты. Залповая же стрельба показала себя вообще всего лишь способом навредить казне путем безжалостного и бестолкового пережигания боевых припасов.

— Ваше высочество, — влез какой-то полковник, — но залповая стрельба имеет и психологическое значение. Противник пугается…

— Пугается? — Я хмыкнул. — Проверим. Эй, унтер! Патроны есть? А ну-ка бери свой десяток и дуй вон туда — на косогор. Сколько до него? Поболе полверсты будет? Вот и давай. А как добежишь — смотри на меня. Как я рукой махну — дашь три залпа в воздух. Да чтоб дружно!

До указанного мной косогора стрелки дорысили минут за десять. Там они выстроились в ряд и, повинуясь моему сигналу, дали три залпа в воздух. Я повернулся к офицерам:

— Страшно? Нет?! А как же так? Должны же испугаться-то. Тут же в два раза ближе, чем до самой близкой цели, по которой мы сегодня стреляли. Вон и господин полковник говорил, что страшно будет. — Я покачал головой. — Господа, что-то я не понимаю, чего вы тут столько времени испытывали? Вот показания по осечкам и отказам. Вижу. Верю. Кучность — опять верю. Но дальше-то что? Что это за умозаключение насчет дальности стрельбы? Вот же у вас образцы — пробуйте! Почему отстрелы велись только лучшими стрелками? Мы что, это оружие только лучшим стрелкам вручать будем? Какую из винтовок средний солдат быстрее освоит? Какая ему прикладистей покажется? С какой ему удобнее есть, спать, марши совершать? Возьмите сотню-другую обычных солдат, проведите с ними одно занятие и дайте им в руки винтовки, пускай стреляют — куда более объективную картину увидим… Далее, винтовки что, только от настрела из строя выходят? Возьмите десяток-другой винтовок и по десять раз бросьте их на пол с высоты поднятых рук, попинайте их, зацепите ремень за одну антабку и проволочите по земле полверсты до огневой позиции. А потом посмотрите, какая стрелять начнет, а какая нет. Или, ежели они все стрелять откажутся, какая раньше к бою изготовлена будет? Солдаты-то с ними в обнимку есть, спать будут, да не только в казарме, а в холодном люнете или мерзлом окопе, по грязи, а то и по грудь в воде в атаку идти. А ну как оступятся и упадут? Это значит — всё, безоружные? — Я вздохнул. — Ох, господа, я в армии не служил, а у нас на флоте старший помощник капитана с белоснежным платочком по кораблю идет и не дай бог где хоть пятнышко увидит — вахте не жить! Но почему-то у меня эти вопросы в голове возникли, а у вас — нет.

Стоявшие вокруг меня офицеры молчали. Мне хотелось думать, что пристыженно.