Я слежу за тобой - Тереза Дрисколл (2019)

Охваченный мутной печалью, сегодня он просыпается в отдельной комнате. Барбара настояла на отселении из их общей спальни, как только он вернулся из полиции. Его новую версию проверяют, но Барбара потребовала, чтобы он съехал совсем, и Генри понимает, что сделал все только хуже.

«Почему твоя машина стояла у вокзала? Ты ведь убеждал меня, что был пьян, спал на стоянке у паба… Какого черта ты не говоришь мне, что происходит, Генри?»

Он смотрит на часы. Пять тридцать утра. Надевает вчерашнюю одежду, брошенную на кресло, и кладет ключ в правый карман – забрал из носков накануне вечером, пока Барбара готовила ужин. Раздвигает шторы и морщится на небо, слишком яркое для такого дня. Для такого настроения. Для такого плана.

Какое-то время прислушивается к собственному дыханию, разглядывая облака. Перисто-слоистые. Об облаках ему тоже рассказывал отец. Фермеру необходимо читать по облакам. Перисто-слоистые – как тонкие, почти прозрачные простыни на веревке. Очевидно, близится дождь.

Генри спускается, стараясь ступать по лестнице как можно тише; перешагивает через третью снизу ступеньку – она скрипит громче всего. Через кухню проходит в прихожую, где Сэм пышет энтузиазмом, виляя хвостом.

Под взглядом теплых янтарных глаз гладит пса по голове – «лежать» – и идет в кабинет, доставая ключ из кармана. Выбирает самое старое ружье, берет патроны из глубины картотечного ящика в углу (строго говоря, это не совсем соответствует требованиям безопасности), снова запирает стальной ящик и идет через прихожую, где Сэмми вновь встает, просительно наклонив голову.

– Нет. Не сегодня, малыш. Ты остаешься.

Пес смотрит, озадаченно навострив уши.

– Я сказал – лежать. На место. Сейчас же.

Их взгляды снова встречаются. Сэм пятится к подстилке, садится, щурится и тяжело дышит, высунув язык, а Генри уходит.

Снаружи прохладнее, чем он ожидал. Генри смотрит на маленькую лужайку за дорогой, снова вспоминая палатки и веселый визг девочек из их берлоги в кустах. Как любила маленькая Анна, чтобы он раскручивал ее, ухватив за ноги, в центре лужайки!

«Ты уже слишком большая».

«Ну папа, пожалуйста…»

Вспоминается удивительное ночное бдение. Очень трогательно, пришло много людей. Свечи. Пение. Барбара и Дженни стоят, обнявшись, слишком подавленные, чтобы подпевать. Стиснули губы, чтобы не заплакать.

Генри оглядывается на дом – шторы наверху еще задернуты – и шагает как можно тише по гравийной дорожке к соседнему амбару. Входит в маленькую боковую дверь, оставив ворота для трактора запертыми – и на верхний, и на нижний засовы. Идет в дальний угол на тюки соломы, оставшиеся после ночного бдения.

Кладет ружье на землю и чувствует, как участился пульс. Он боится?

Ответа нет.

Зато перед глазами проносится целая галерея картинок – словно тасуется и сдается колода. Они с Барбарой в медовый месяц… Такие разные девочки-крошки: Анна со светлыми волосами, Дженни с темными…

Похоже, подсознание нарочно подсовывает сентиментальные воспоминания, чтобы заставить его передумать. Ну нет. Очень скоро полиция выяснит, что он вовсе не спал пьяный в машине. Очень скоро и полицейские, и Барбара узнают правду.

Всплывает новая мысль.

В доме услышат выстрел. Проклятье. Придут и найдут его. И увидят. А если первая явится Дженни? Какого черта он не подумал об этом раньше?

Генри вынимает мобильник из кармана, пытаясь разработать стратегию. Можно позвонить в полицию. Сказать, чтобы приехали. Да. Можно запереть изнутри и дверь – полиция взломает. Сработает? Или лучше отойти подальше от дома. До горы?

Тогда его найдет кто-то другой. Невинная бедняжка.

Только теперь Генри понимает, что не продумал все как надо.

Он нащупывает в кармане листок бумаги. А ручка?.. Удается найти только какие-то старые квитанции, кусочек проволоки и пустой пакетик от жвачки.