Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

– Триста лет назад наш род был христианским. Потом, когда европейских миссионеров изгнали из страны, а их веру запретили, мои предки отреклись от чужеземной религии, но крестик сохранили как реликвию. Его носила моя прапрапрабабка, донна Мария Суга, которая предпочла отречению смерть. В память о ней я тоже принял христианство – теперь это никому не возбраняется. Разделись? А теперь посмотрите на меня и на себя.

Он встал рядом, плечом к плечу, и стало ясно, зачем понадобилось раздевание.

Мало того, что вице-консул возвышался над соседом на целую голову, так еще и его кожа сияла явно неяпонской белизной.

– Крестьяне почти голые, – сказал Суга. – Вы будете торчать над полем и сверкать, как заснеженная гора Фудзи.

– Всё равно, – твердо заявил титулярный советник. – Я должен быть в ударной г-группе.

Больше его убеждать не стали. Полицейские сгрудились вокруг своего начальника, переговариваясь вполголоса. Потом седоусый громко выкрикнул: «Кусо! Ума-но кусо!»

Расхохотавшись, вице-интендант хлопнул его по плечу.

– Что он с-сказал?

Сирота пожал плечами:

– Комиссар Иваока сказал: «Навоз. Конский навоз».

– Это он про меня? – вспыхнул Эраст Петрович. – Скажите ему, что в таком с-случае он…

– Нет-нет, как вы могли подумать! – перебил письмоводитель, прислушиваясь к разговору. – Тут другое… Инспектор Асагава спрашивает, как быть с вашим ростом. Крестьяне не бывают такими дырдами. Я правильно сказал это слово?

– Правильно, правильно.

Фандорин с подозрением следил за действиями комиссара Иваоки. Тот отделился от группы, снял белую перчатку и зачерпнул пригоршню навоза.

– Господин Сасаки из отдела особо важных преступлений говорит, что вы настоящий кирин, но это ничего, потому что крестьяне все равно никогда не распрямляются.

– Кто-кто я?

– Кирин – это такой мифический зверь. Как жирафа.

– А-а…

Седоусый подошел, слегка поклонился и шлепнул кусок навоза прямо на белую грудь российского дипломата. Тот так и обомлел.

– Ну вот, – перевел Сирота. – Теперь вы уже непохожи на заснеженную вершину Фудзи.

Комиссар Иваока разамазывал по животу Эраста Петровича желто-коричневую дурно пахнущую массу.

Фандорин морщился, но терпел.

БЛАГОРОДНЫЙ МУЖ

ТАК ЧИСТ, ЧТО НЕ ЗАПАЧКАТЬ

ДАЖЕ НАВОЗОМ.

ТИГР НА СВОБОДЕ

Оказывается, к зловонию привыкнуть можно. Запах навоза перестал терзать обоняние титулярного советника довольно скоро. Гораздо хуже были мухи. Привлеченные аппетитным ароматом, они слетелись на бедного Фандорина со всего японского архипелага или, по меньшей мере, со всей префектуры Канагава. Сначала он пробовал их отгонять, потом перестал, потому что машущий руками крестьянин мог привлечь к себе внимание. Стиснув зубы, молча сносил тошнотворное щекотание множества зеленых тварей, деловито ползавших по спине, груди, лицу.

Скрюченный дипломат медленно двигался по колено в воде, выдергивая какую-то растительность. Никто не удосужился объяснить ему, как выглядят сорняки, поэтому, скорее всего, он расправлялся с ростками риса, однако обливающегося потом чиновника это тревожило меньше всего. Он ненавидел и рис, и заливное земледелие, и собственное упрямство, обеспечившее ему участие в ударной группе.

Вторым членом группы был инициатор навозного помазания седоусый Иваока. Правда, пышных, браво подкрученных усов у комиссара уже не было – сбрил перед началом операции, чтобы больше походить на крестьянина. Эрасту Петровичу свои отстоять удалось, но их размочили и спустили по углам рта двумя сосульками. Это было единственное, что сейчас утешало титулярного советника, – во всех прочих отношениях Иваока устроился куда лучше.