Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

Доронин торчал в том же окне, что и давеча, но теперь не отворачивался, деликатности не проявлял.

– Господин вице-консул! – крикнул он грозным голосом. – Извольте пожаловать ко мне в кабинет. Тотчас же, не заходя на квартиру!

И исчез – должно быть, отправился на казенную половину.

Никогда еще Фандорин не видел воспитаннейшего, сдержаннейшего Всеволода Витальевича в таком гневе.

– Я вас ни о чем не спрашивал! Не понуждал находиться в присутствии! Я вам доверился! – не кричал, а клокотал консул, пуча поверх синих стекол свои воспаленные глаза. – Я полагал, что вы заняты государственным делом, а вы… вы, оказывается, предавались амурным приключениям! Ворвались в дом к официальному представителю Британской империи! Похитили у него любовницу! Учинили дебош! Что удивляетесь? Йокогама – город маленький. Новости, особенно пикантного рода, здесь разносятся моментально!

Кучер, подумал Эраст Петрович. Наболтал своим товарищам из фирмы «Арчибальд Гриффин», а те вмиг разнесли по городу. А еще слуги самого Булкокса. Кухонный телеграф – самое скоростное средство сообщения.

– Вы хоть знаете, что интендант Суга покончил с собой? Откуда вам! А я думал, что… Эх вы, герой-любовник! – консул махнул рукой. – Ходят самые разные слухи. Суга не застрелился, даже не совершил харакири. Он избрал древний изуверский способ ухода из жизни, к которому самураи прибегали либо попав в плен, либо чувствуя себя очень виноватыми. Все уверены, что интендант не смог себе простить смерти Окубо, и незаслуженное повышение в должности стало для него последним ударом. Он не посмел ослушаться монаршей воли, но счел необходимым искупить вину, приняв мученическую кончину… Да что вы всё молчите, Фандорин? Оправдывайтесь, черт возьми! Говорите что-нибудь!

– Я заговорю завтра. Пока же позволю себе напомнить об обещании, которое вы мне дали: ни во что не вмешиваться и ни о чем не спрашивать. Если я потерплю неудачу, отвечу за всё разом. Сейчас же у меня нет времени на объяснения.

Сказано было хорошо: сдержанно и с достоинством, но эффекта не получилось.

– Оно и видно, – процедил консул, глядя не в глаза собеседнику, а куда-то вниз и вбок. Брезгливо махнул рукой, вышел.

Эраст Петрович тоже посмотрел вниз. Из розового, украшенного ленточкой пакета, который ему вручили в магазине, свисал сетчатый чулок цвета «восход над морем».

На свою половину вице-консул входил понуро. Открыл дверь и остолбенел, едва узнав собственную прихожую.

На стене висело большое зеркало в лаковой, разукрашенной перламутром раме. На кокетливой тумбочке благоухала ваза с бело-лиловыми ирисами. Исчезла вешалка, на которой Маса держал головные уборы и верхнюю одежду своего господина – вместо нее появился закрытый шкаф с плетеными соломенными дверцами. Сверху источала мягкий розоватый цвет большая керосиновая лампа в бумажном абажуре.

Пораженный, Фандорин заглянул в гостиную. Там перемен было еще больше, так что разглядеть детали не было никакой возможности, возникло лишь общее впечатление чего-то яркого, светлого и праздничного.

В столовой титулярный советник увидел стол, сервированный так, что сразу ужасно захотелось есть (чего с Эрастом Петровичем в последние дни не случалось вовсе). Тут были фрукты, сыры, рисовые колобки с красной и белой рыбой, пирожки и пирожные, конфекты, шампанское в ведерке.

Фею, столь чудесно заколдовавшую казенное жилище, вице-консул обнаружил в спальне. Но нет, теперь эту комнату невозможно было назвать таким обыденным, прозаическим словом. Широкая, но простая кровать, которой обходился Эраст Петрович, украсилась кисейным балдахином, на окнах появились гардины, на полу пестрел пушистый ковер. Сама же О-Юми, одетая в одну лишь рубашку (ту самую, в которой она бежала из Булкоксова логова), стояла на стуле и прикрепляла к стене длинный свиток с какой-то иероглифической надписью.