Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

– Скорей, скорей! Мы опоздаем! – подгоняла снизу Мидори.

Эраст Петрович старался, как мог, но всё же ей пришлось довольно долго ждать.

Едва он, часто дыша, спрыгнул на заросшую травой землю, как проводница потащила его дальше, в какие-то густые, колючие заросли.

Там, меж двух валунов, в отвесной стене чернела щель. Титулярный советник протиснулся в нее с большим трудом, но дальше проход расширился.

– Пожалуйста, пожалуйста, быстрее! – донесся из темноты умоляющий голос Мидори.

Он рванулся к ней – и чуть не упал, споткнувшись то ли о сук, то ли о камень. Откуда-то сверху сильно тянуло сквозняком.

– Я ничего не вижу!

Во тьме прорисовалась светящаяся нить, от которой разливалось слабое, подрагивающее сияние.

– Что это? – зачарованно спросил Фандорин.

– Ёсицунэ, – нетерпеливо ответила Мидори. – Соколиное перо, в нем – ртуть. Не гаснет под дождем и ветром. Идем же! Я умру от стыда, если опоздаю!

Теперь, при свете, стало видно, что подземный ход обустроен весьма основательно: потолок и стены укреплены бамбуком, под ногами деревянные ступеньки.

Еле поспевая за Мидори, Эраст Петрович почти не смотрел по сторонам, но тем не менее заметил, что от лаза в обе стороны то и дело уходили ответвления. Это был целый лабиринт. Проводница несколько раз сворачивала, ни на миг не замедляя бега. От долгого крутого подъема титулярный советник начинал выбиваться из сил, но маячившая перед ним тонкая фигурка, казалось, не ведала усталости.

Наконец ступеньки кончились, ход опять сузился. Светильник погас, в темноте что-то скрипнуло – и впереди открылся серый прямоугольник, из которого потянуло сырым и свежим дыханием рассвета.

Мидори спрыгнула на землю. Последовав ее примеру, Эраст Петрович обнаружил, что вылезает из ствола старого, корявого дерева.

Потайная дверца закрылась, и вице-консул увидел, что различить ее швы на грубой, поросшей мхом коре совершенно невозможно.

– Опоздала! – с отчаянием воскликнула Мидори. – Это ты виноват!

Сорвалась с места, выбежала на поляну. Там, среди травы, медленно передвигались черные силуэты. Пахло порохом и кровью. В утренних сумерках блеснуло что-то длинное.

Ствол орудия, пригляделся Фандорин и завертел головой во все стороны.

Подземный ход вывел на вершину горы. Идеальное место для обстрела – Камата наверняка присмотрел его заранее.

Схватка уже закончилась. Судя по всему, она была недолгой. Высыпавшие из лаза синоби напали на «черных курток» врасплох, сзади.

Посреди поляны на пне сидел Тамба, курил трубку. Остальные ниндзя носили убитых. Зрелище было жутким, каким-то потусторонним: над стелющимся по земле туманом по двое скользили безмолвные тени, поднимали за руки и за ноги мертвецов (тоже черных, только с белыми лицами) и раскладывали их рядами перед своим предводителем.

Титулярный советник сосчитал: четыре шеренги по восемь тел в каждой, и в стороне – еще один труп, должно быть, старого разбойника Каматы. Не спасся ни один. Дон Цурумаки так и не узнает, что случилось с его отрядом…

Потрясенный зловещей картиной, Фандорин не заметил, как к нему вернулась Мидори. Хрипловатый голос прошептал ему в самое ухо:

– Я всё равно опоздала, а мы с тобой не закончили.

Гибкая рука обхватила его за талию, потянула назад, ко входу в подземный лаз.

– Я войду в историю дзёдзюцу как великая первооткрывательница, – шептала Мидори, заталкивая титулярного советника в дупло. – Мне пришла в голову очень интересная композиция. Я назову ее «Любовь двух кротов».

ЕЩЕ ПРЕКРАСНЕЙ,

ЧЕМ ЛЮБОВЬ ДВУХ ФЛАМИНГО,

ЛЮБОВЬ ДВУХ КРОТОВ.

НОЧНОЕ СЛИЯНИЕ МИРА

Тамба сказал:

– Я знаю о тебе много, ты обо мне знаешь мало. От этого возникает недоверие, от недоверия происходит непонимание, непонимание приводит к ошибкам. Спрашивай всё, что хочешь знать, и я тебе отвечу.