Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

Вместо ответа Рыбников ткнул его стальным пальцем в горло. Обернулся к рядовым. Один из них собирался одолжить второму табаку – да так и застыл с разинутым ртом, махорка на бумажку не попала, просыпалась мимо. Первого Василий Александрович ударил правой рукой, второго – левой. Произошло всё очень быстро: тело унтера еще падало, а двое его подчиненных уже были мертвы.

Трупы Рыбников спустил под причал, привязав к каждому по тяжелому камню.

Снял фуражку, вытер со лба пот.

Ну вот, всего половина одиннадцатого, а самая хлопотная часть работы позади.

Забрать Груз было делом десяти минут. На станцию «Москва-Товарная» Василий Александрович приехал в смазных сапогах, поддевке и матерчатом картузе, приказчик приказчиком. Мешки перетаскал сам, даже ваньку не допустил – чтоб тот лишний гривенник не запросил. Перевез «кукурузную муку» с Брестской дороги на Рязанско-Уральскую, потому что путь Грузу отныне лежал в восточную сторону. Пока ехал на другой конец города, перепаковал товар и на вокзале сдал в хранение под две разные квитанции.

На этом беготня по железнодорожным станциям была окончена. Рыбников нисколько не устал, а напротив, был полон злой и бодрой силы – истомился от вынужденного безделья, ну и, конечно, сознавал важность.

С умом отправлено, в срок получено, грамотно передано по назначению, думал он. Вот так образуется Непобедимость. Когда каждый на своем месте действует, как будто исход всей войны зависит от него одного.

Немного беспокоили «куклы», вызванные из Самары и Красноярска. Не опоздают ли? Но из записной книжки, исписанной невидимыми змеевидными значками, Рыбников неслучайно выбрал именно этих двоих. Красноярский (про себя Василий Александрович называл его «Туннель») был жаден и от жадности обязателен, а самарец (кличка ему «Мост»), хоть обязательностью не отличался, имел веские причины не опаздывать – у этого человека оставалось совсем мало времени.

И расчет оказался верен, обе «куклы» не подвели. В этом Рыбников убедился, завернув с вокзала в условленные гостиницы – «Казань» и «Железнодорожную». Гостиницы располагались близко одна от другой, но все же не по соседству. Не хватало еще, чтобы «куклы» по нелепой случайности познакомились друг с другом.

В «Железнодорожной» Василий Александрович оставил записку: «В три. Гончаров». В гостинице «Казань» – «В четыре. Гончаров».

Теперь пора было заняться человеком по прозвищу Дрозд, получателем Транспорта.

Здесь Рыбников проявил сугубую осторожность, ибо знал, что за эсэрами бдительно следит Охранка, да и своих предателей среди революционной шушеры хватает. Оставалось надеяться, что Дрозд понимает это не хуже Рыбникова.

Василий Александрович позвонил с публичного телефона (удобнейшая новинка, появившаяся в столицах совсем недавно). Попросил барышню дать номер 34–81.

Произнес условленную фразу:

– Сто тысяч извинений. Нельзя ли попросить к аппарату почтеннейшего Ивана Константиновича?

Женский голос после секундной паузы ответил:

– Его сейчас нет, но скоро будет.

Это означало, что Дрозд в Москве и готов к встрече.

– Соблаговолите передать Ивану Константиновичу, что профессор Степанов приглашает его на свое 73-летие.

– Профессор Степанов? – озадаченно переспросила женщина. – На 73-летие?

– Именно так-с.

Связной ни к чему понимать смысл, ее дело – в точности передать сказанное. В числе 73 первая цифра обозначала время, вторая – порядковый номер одного из заранее обговоренных мест встречи. Дрозд поймет: в семь часов, в месте № 3.

Если бы кто-то подслушал разговор Рыбникова с красноярцем, то вряд ли что-нибудь понял.

– Опять бухгалтерские книги? – спросил Туннель, крепкий усатый мужчина с вечно прищуренным взглядом. – Повысить бы надо, дороговизна-то нынче какая.

– Нет, не книги. – Василий Александрович стоял посреди дешевого номера, прислушиваясь к шагам в коридоре. – Груз особенный. Оплата тоже. Полторы тысячи.