Тень ночи - Дебора Харкнесс (2018)

Из поясной сумки сапожник достал кусок фетра, на который поочередно поставил мои ступни, обведя их контуры палочкой древесного угля. Сделав какие-то пометки, он быстро покончил со снятием мерок. Затем Бидуэлл вытащил забавного вида книжицу, где вместо страниц были квадратики разноцветной кожи, сшитые вместе. Ее он протянул мне, предлагая выбрать цвет обуви.

– Мастер Бидуэлл, а какие цвета нынче в моде? – спросила я, отмахиваясь от книжицы.

Мне требовался совет, но никак не тест с вариантами выбора.

– Леди, собирающиеся ко двору, выбирают белый, с отделкой золотом или серебром.

– Мы не собираемся ко двору, – быстро сказал сапожнику Мэтью.

– Тогда черный или вот еще – желто-коричневый.

Бидуэлл полистал свою книжицу, найдя квадратик цвета карамели. Мэтью согласился, не дав мне и рта раскрыть.

Теперь настал черед старика. Он тоже удивился, взяв мою руку и ощутив мозоли на ладонях. Женщины из высшего общества, выходившие замуж за таких мужчин, как Мэтью, не занимались гребным спортом. Заметил Сомерс и бугор на среднем пальце правой руки – последствия привычки слишком плотно сжимать ручку. Опять-таки леди не утруждали себя письмом. Он надел мне на правую руку мягкую замасленную перчатку. Перчатка была значительно крупнее моей руки. В кромку была воткнута игла с грубой ниткой.

– Скажи, Бидуэлл, у твоего отца есть все необходимое? – спросил сапожника Мэтью.

– Да, господин Ройдон, спасибо, – ответил Бидуэлл и поклонился.

– Шарль пошлет ему заварного крема и оленины. – Серые глаза Мэтью прошлись по тощей фигуре молодого сапожника. – И вина тоже.

– Старый мастер Бидуэлл будет признателен за вашу доброту, – сказал Сомерс.

Манипулируя ниткой, он уменьшал размер перчатки, чтобы та плотно сидела на моих пальцах.

– Еще больные есть? – спросил Мэтью.

– У Рейфа Мидоуза девчонку свалила сильная лихорадка. Мы уже боялись за старину Эдварда, но его только боком зацепило, – лаконично ответил Сомерс.

– Надеюсь, дочка Мидоуза поправилась?

– Нет. – Сомерс оборвал нитку. – Три дня назад похоронили, да упокоит Господь ее душу.

– Аминь, – произнесли все, кроме меня.

Франсуаза едва заметным кивком указала на Сомерса. Поняв намек, я запоздало пробормотала «аминь».

Пообещав, что туфли и перчатки будут готовы через несколько дней, оба ремесленника поклонились и ушли. Франсуаза тоже хотела уйти, однако Мэтью ее задержал.

– Больше никого к Диане не звать! – отчеканил он. – Пусть Эдварду Камберуэллу найдут сиделку, чтобы присматривала за ним, и снабжают едой и питьем.

Франсуаза смиренно сделала реверанс и ушла, наградив меня еще одним сочувственным взглядом.

– Боюсь, люди в деревне поймут, что я чужеродный элемент, – сказала я, поднося руку к вспотевшему лбу. – Я не умею произносить гласные звуки, как они. Понижаю голос в конце фразы, тогда как нужно повышать. Я не знаю, когда нужно говорить «аминь». Мэтью, пусть кто-нибудь научит меня молиться. Я должна с чего-то начать и…

– Сбрось обороты, – сказал он, обнимая меня за талию.

Даже через корсет и несколько слоев ткани его прикосновение было успокаивающим.

– Это не устный экзамен в Оксфорде и не твой дебют на сцене. Зубрежка и репетиции здесь не помогут. И прежде чем звать Бидуэлла и Сомерса, тебе следовало бы спросить меня.

– Как тебе удается без конца представать в новом обличье? – удивилась я.

А ведь Мэтью делал это постоянно, из века в век. Разыгрывал свою смерть, чтобы затем появиться в другой стране, говорить на другом языке и называться другим именем.