Нетопырь - Ю. Несбё (2017)

– Ты куда-то торопишься?

– Хе-хе. Ладно, я расскажу. – Бутылка сверкнула на солнце. – Дело было так. Жуткое стечение обстоятельств. Во-первых, погода. Когда мы поднялись, небо было затянуто облаками на высоте восемь тысяч футов. Такая облачность – не проблема, все равно парашют раскрывают не раньше чем на высоте четырех тысяч. Главное, чтобы, когда раскроется парашют, курсант видел землю, сигналы, которые ему подают, чтобы его не унесло ветром куда-нибудь в Ньюкасл. Чтобы знал, куда и как приземляться, понимаешь? Конечно, когда мы поднялись, облака были, но казалось, они еще далеко. Вся беда в том, что у нас была старенькая «сессна», которая держалась на изоленте, наших молитвах и честном слове. На десять тысяч футов, откуда прыгать, мы забирались минут двадцать. Но когда мы уже взлетели, поднялся ветер и сбил облака в тучи. А мы этого не видели. Понимаешь?

– А с земли по радиосвязи вам не могли сказать, что облака слишком низко?

– По радиосвязи? Да, хе-хе. Но прямо перед заданной высотой пилот врубал на всю громкость «Роллинг Стоунз», чтобы подбодрить испуганных курсантов. Чтобы в них был не страх, а агрессия. Даже если нам что-то и сообщили, мы этого не поняли.

– А разве вы не выходили на связь с землей прямо перед прыжками?

– Харри. Не усложняй то, что и без того сложно, хорошо?

– Хорошо.

– Следующей проблемой стал альтиметр. Перед вылетом его обнуляют, и в полете он показывает высоту над землей. Прямо перед прыжками я обнаружил, что оставил свой альтиметр внизу, но пилот всегда был в полной экипировке, и я одолжил у него. Он, как и мы, боялся, что однажды самолет развалится прямо в небе. Когда мы были на десяти тысячах, пилот выключил музыку, и выяснилось, что на подходе низкие облака. Не рядом, а на подходе. Надо было торопиться. Я не успел сверить свой альтиметр с альтиметром курсанта – он-то свой, конечно, обнулил как положено. Я полагал, что и у пилота альтиметр в порядке, хотя обнулялся он нерегулярно. Но особо я не беспокоился: после пяти тысяч прыжков я очень точно определял высоту на глаз.

Мы стояли на крыле. У курсанта уже было три хороших прыжка, и я не волновался. Никаких проблем, он хорошо лег на воздух, когда мы пролетели первый слой облаков. Когда мы увидели второй слой, я немного испугался, но подумал, что, наверное, придется сначала выполнить фигуры, а потом посмотреть высоту. Курсант хорошо сделал разворот на девяносто градусов и горизонтальные перемещения, а потом мы снова взялись за руки, раздвинув ноги в стороны. Курсант потянулся к кольцу, но у меня на приборе было 6000 футов, и я сказал подождать. Он посмотрел на меня, но не так-то легко разобрать выражение лица у парня, когда щеки и губы у него раздувает, как белье на веревке в штормовой ветер.

Джозеф сделал паузу и с довольным видом кивнул.

– Белье на веревке в штормовой ветер, – повторил он. – Черт, неплохо сказано. Твое здоровье!

И он снова приложился к бутылке.

– Когда мы долетели до облаков, мой альтиметр показывал пять тысяч футов, – продолжил он, переведя дыхание. – До раскрытия парашюта – еще тысяча. Я держал ученика за руку, а сам поглядывал за высотой: вдруг слой будет толстым и парашют придется раскрывать прямо в облаках. Но мы вышли достаточно быстро. Когда я увидел, как навстречу скачками несется земля – деревья, трава, асфальт – сердце у меня замерло. Тогда я выдернул оба кольца: мое и его. Если основной парашют у кого-то из нас не раскроется, времени на запаску уже не будет. Оказалось, низкие облака лежали на высоте двух тысяч футов. Когда мы вынырнули из них без парашютов, народ внизу обомлел. Курсант запаниковал, дурак, полетел прямо на дерево и повис в четырех метрах от земли. Ждать, пока его снимут, он не стал. Вместо этого освободился от парашюта, спрыгнул на землю и сломал ногу. Он заявил, что, когда я с ним разговаривал, от меня пахло алкоголем. Дело рассматривалось в правлении клуба. Меня навсегда лишили лицензии.