Нетопырь - Ю. Несбё (2017)

– Учитывая, что ты меня чуть не убил, я, конечно, очень обеспокоен судьбой моего спасителя. Но если верить твоему адвокату, дело у тебя выигрышное. Во-первых, он говорит, что ты не напал на меня, а лишь отстранил, защищая своего друга, которому я мог нанести серьезные увечья. Во-вторых, он утверждает, что ты по чистой случайности отделался черепно-мозговой травмой – а мог бы и скопытиться от этого крикетного шара.

Он подбросил шар в воздух и поймал его прямо перед носом бледного силача.

– И знаешь, я с ним согласен. Метко посланный с четырех метров шар угодил тебе прямо в лоб. Выжил ты по нелепой случайности. Сегодня адвокат звонил мне на работу – интересовался ходом событий. Он полагает, этого хватит для иска о возмещении ущерба, во всяком случае если у тебя будут тяжкие увечья. Ох уж эти адвокаты, стервятники, да и только, – отхватывают себе треть возмещения, но он тебе, наверное, говорил об этом. Я спросил, почему он не убедил тебя подать в суд. Говорит, это вопрос времени. Вот и я теперь думаю: это только вопрос времени – а, Чингис?

«Чингис» осторожно покачал головой.

– No. Please go now[60], – простонал он.

– Почему? Что ты теряешь? Если ты станешь инвалидом, сможешь отсудить большие деньги. Ты ведь будешь судиться не с бедным и убогим частным лицом, а с государством. Я даже проверил – твое личное дело останется чистым. Кто знает, вдруг присяжные поддержат тебя и ты станешь миллионером. Так, значит, отказываешься?

«Чингисхан» не ответил, только посмотрел на Харри из-под бинта грустными косыми глазами.

– Надоело мне тут сидеть, Чингис, поэтому буду краток: после той драки у меня сломаны два ребра и проколото легкое. Поскольку я не был в полицейской форме, не предъявил удостоверение, вел себя не по инструкции, а Австралия несколько выпадает из моей юрисдикции, обвинение пришло к выводу, что действовал я как частное лицо, а не как полицейский. Значит, я сам могу решать, подавать на тебя в суд за грубое применение силы или нет. И мы опять возвращаемся к твоему незапятнанному – почти незапятнанному – личному делу. Сейчас над тобой висят шесть месяцев условно за нанесение телесных повреждений, верно? Плюс еще шесть месяцев. Итого ровно год. Что ты предпочитаешь: год тюрьмы или рассказать мне… – он наклонился к уху, красным грибом торчащему из забинтованной головы, и прокричал: – …ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ?

Харри снова сел на стул.

– Итак?

Маккормак стоял спиной к Харри, скрестив руки. Сквозь густой туман огни на улице казались размытыми, а движения – замедленными. Весь город походил на нечеткую черно-белую фотографию. Тишину нарушал только какой-то стук. Харри сообразил, что это Маккормак барабанит ногтями по зубам.

– Значит, Кенсингтон был знаком с Отто Рехтнагелем. И ты это знал.

Харри пожал плечами:

– Понимаю, сэр, мне следовало сказать раньше. Но я думал, что…

– …не твое дело докладывать, с кем Эндрю Кенсингтон знаком, а с кем нет. А теперь, когда он пропал из больницы и никто не знает, где он, ты почуял неладное?

Харри утвердительно кивнул спине.

Маккормак посмотрел на него в зеркало. Потом плавным движением повернулся к Харри.

– Какой-то ты… – довершая плавное движение, он снова отвернулся, – суетливый, Хоули. Что тебя грызет? Еще что-нибудь хочешь мне рассказать?

Харри покачал головой.

Квартира Отто Рехтнагеля находилась на Саррей-Хиллс, как раз по пути от «Олбери» к дому Ингер Холтер в Глибе. На лестнице их встретила дородная дама.

– Я увидала машину. Вы из полиции? – спросила она высоким, визгливым голосом. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Вы слышите собаку? Так она себя ведет с самого утра.

За дверью квартиры Отто Рехтнагеля раздавался хриплый вой.

– Жалко мистера Рехтнагеля. Но сейчас заберите, пожалуйста, собаку. Она воет не переставая и всех сводит с ума. Надо запретить держать здесь собак. Если вы не примете меры, нам придется… ну, сами понимаете.