Нетопырь - Ю. Несбё (2017)

– Послушайте, мистер… как вас там?.. да, Хоули. У нас тут куча трупов, и всем хочется поскорее. Не трупам, естественно, а полицейским. Но есть очередь. Таков порядок, исключений мы не делаем, понимаете? Но сегодня позвонил Маккормак, большая шишка, и сказал, что это самоубийство надо изучить в первую очередь. Я не успел у него спросить, но может, вы мне ответите, мистер Хоган, что это в Кенсингтоне такого особенного?

Он презрительно вскинул голову и обдал Харри ароматом джина.

– Это вы лучше скажите, доктор. Есть в нем что-то особенное?

– Особенное! Что вы имеете в виду? У него нет ни деревянной ноги, ни запасной пары легких, ни сосков на спине.

Усталость. Меньше всего Харри хотел сейчас препираться с пьяным патологоанатомом, который вздумал качать права, потому что задето его самолюбие. А у специалистов самолюбие особенно уязвимо.

– Есть ли что-нибудь… необычное? – уточнил Харри.

Энгельзон посмотрел на него мутноватыми глазами.

– Нет, – сказал он. – Ничего необычного. Все обычное.

Доктор продолжал смотреть на него, покачивая головой. Харри понял, что это еще не все. Просто сценическая пауза, которая пьяному казалась не такой затянутой, как трезвому.

– У нас тут обычно, – наконец заговорил доктор, – трупы напичканы наркотиками. В данном случае – героином. Необычно, что он полицейский. Но насколько необычно – не знаю. Полицейские к нам на стол попадают редко.

– Причина смерти?

– Разве не вы его обнаружили? Отчего, по-вашему, умирают, вися в петле под потолком? От коклюша?

Внутри уже все бурлило, но Харри пока сдерживался.

– То есть умер он от недостатка кислорода, а не от передозировки?

– Пять баллов, Хоган.

– Хорошо. Следующий вопрос: время смерти?

– Предположительно между полуночью и двумя ночи.

– А поточнее?

– Вам полегчает, если я скажу: «четыре минуты второго»? – Лицо доктора еще больше побагровело.

Харри несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

– Извините, если я говорю… если кажусь бестактным, доктор, мой английский не всегда…

– …такой, каким должен быть, – договорил за него Энгельзон.

– Именно. У вас конечно же много дел, доктор, я больше не буду вас отвлекать, просто напомню, что Маккормак просил вас направить отчет о вскрытии не обычным путем, а лично ему.

– Не волнуйтесь. На этот счет инструкция ясна, Хорган. Передавайте привет Маккормаку.

Низенький чокнутый профессор стоял перед Харри, широко расставив ноги и самоуверенно скрестив руки на груди. Его глаза воинственно блестели.

– Инструкция? Не знаю, как к ним относятся в полиции Сиднея, но там, откуда я приехал, инструкциям следуют, когда начальство ничего не оговаривает особо, – пояснил Харри.

– Не надо, Хорган. У вас, очевидно, не слыхали о профессиональной этике. Значит, и толковать не о чем. Давайте на этом и распрощаемся, мистер Хорган.

Харри не двигался.

– Или вы полагаете иначе? – нетерпеливо спросил Энгельзон.

Перед Харри стоял человек, который думал, что ему нечего терять. Спившийся посредственный патологоанатом средних лет, уже без надежды на повышение и потому обнаглевший. Да и что они могли с ним поделать? Харри только что пережил самый долгий и ужасный вечер в своей жизни. Хватит. Он схватил доктора за грудки и приподнял.

Халат затрещал по швам.

– Как я полагаю? Полагаю, надо взять у вас кровь на анализ, а потом уже говорить об этике, доктор Энгельзон. Полагаю, найдутся многие, кто подтвердит, что вскрытие Ингер Холтер вы проводили в нетрезвом состоянии. Потом, полагаю, надо будет поговорить с теми, кто наслышан о вашей профессиональной этике и может выгнать вас с этой работы с таким треском, что больше вас никуда не возьмут. Как вы полагаете, доктор Энгельзон? И что вы теперь думаете о моем английском?