Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Директор спустился во двор, неторопливо приблизился. Лицо у него было укоризненное.

– Ну и спутники у вас, – сказал Жовтогуб, качая головой. – Черт знает что устроили. Могло плохо кончиться.

Обращался он к городскому.

Тот тоже подошел. Поднял шляпу, чтобы вытереть платком высокий лоб. Аккуратно подстриженные волосы были седы, но усы черные и лицо моложавое. Странно знакомое. Впрочем, Мона на него по-прежнему не смотрела.

– Елки, – пробормотал Романов, – это ж наш странник!

Канотье

Только теперь Мона узнала отца Сергия. Какая метаморфоза!

– Я же вам сказал, всё устроится, – сердито сказал чудесно преобразившийся старец. – Хорошо хоть, никого не убили, иначе Никодим Львович бы вас не отпустил.

– Нас отпускают? – быстро спросил Скукин. – Но почему?

– Потому что господин директор с уважением относится к батьке Махно. А у меня пропуск из м-махновского штаба. На меня и на всех, кто со мной.

– Я же не знала, – пролепетала Мона. – Вы говорили мне только про письмо…

– Изъятые вещи вам вернут, – объявил Жовтогуб. – Все кроме пулемета. Он нам пригодится. Братский привет Нестору Ивановичу и Арону Воле. Передайте им мое предложение. Обязательно скажите, что медлить нельзя. В ближайшие месяцы всё решится.

Директор еще раз сжал отцу Сергию руку и вернулся в дом.

– Послушайте, как вас там на самом деле! – Скукин и тут был недоволен. – Почему вы не предъявили свой мандат сразу? Штабс-капитана вчера чуть не расстреляли! А заодно и меня.

– Штабс-капитан сам виноват. Нечего было лупить по сусалам п-почтенного инспектора Степана Акимовича. Невежливых людей никто не любит.

Романов легкомысленно заметил:

– Да. Если б не Елизавета Анатольевна, я уже переместился бы на следующий круг перерождений. Вы знаете, что китайцы с японцами верят, будто душа живет много раз?

– Что-то такое слышал. – Отец Сергий посмотрел на Мону. – Елизавета Анатольевна?

– Турусова. А вы?

Он поклонился, двумя пальцами коснувшись шляпы: – Эраст Петрович Фандорин.

– Ой, – тихо сказала Мона. И повторила еще раз, тише: – Ой…

У нее закружилась голова.

– Где это вы так приоделись, господин Фандорин? – спросил не заметивший ее реакции Романов.

– На б-базаре. Городская одежда здесь дешева. Никто ее не покупает.

– Не рано отказались от маскарада? Нам ведь по реке дальше плыть. Будете привлекать внимание. Кстати, если уж у нас тут срывание масок, я отрекаюсь от Шаи Канторовича. Алексей Романов, прошу жаловать.

– Маскарад больше не понадобится. Жовтогуб дал мне сопроводительный документ для соседней республики батьки Ковтуна. Дальше уже территория белых. Там будут встречать по одежке.

– А что за поручение к батьке Махно вам дал директор? – заинтересовался подполковник.

– Мечтает о союзе с анархистами. Я не стал его огорчать, но ничего из этого не выйдет. «Черная» и «зеленая» правды не просто разные. Они противоположные. Одна – правда свободы, другая – правда несвободы… Ладно, господа, идемте к нашему плавсредству… А вы что же, Елизавета… Анатольевна? – оглянулся он на застывшую Мону, не сразу вспомнив отчество.

Она молча кивнула, совершенно потрясенная.

Эраст Петрович Фандорин?!

Молчала она и по дороге к пристани, и потом, когда баркас тронулся в путь. Всё смотрела, не отрываясь, на Фандорина и не могла поверить.

Всю жизнь, с детства слышала она это имя. Оно звучало для нее так же, как «Ланселот», или «граф Монте-Кристо», или «Денис Давыдов». Нечто прекрасное, старинное и совершенно нереальное.

Кстати о старинном. А сколько Фандорину лет? Мать говорила, что он был годом или двумя младше ее. Значит, что – шестьдесят два или шестьдесят три? Совсем немного для исторической личности, но слишком много для…

Для чего? – одернула себя Мона. Ты неисправима!