– Не знаю. Я незаметно прокралась обратно наверх, чтобы отец не узнал, что я подслушивала. У него довольно вспыльчивый характер, так что все мы по возможности стараемся лишний раз не злить его. – Она сердито хмурится. – Но два дня спустя я услышала, как он спорил со своим боссом о том, что собирается воспользоваться «дискреционными полномочиями», что бы это ни значило, и отклонить обвинения, предъявленные Роки.

– Кто такой этот Роки?

– Ты не знаешь Дрю Роки?

– Нет.

– Он старше нас. Тогда ему было девятнадцать, его арестовали за хранение героина. Это был уже его третий привод, и ему хотели предъявить обвинение в торговле наркотиками из-за того объема, который у него нашли. Предусмотренное наказание – от пяти до двадцати трех лет тюрьмы. – Голос Хартли полон отвращения. – А потом, представляешь, героин, который изъяли у парня, потерялся в хранилище вещественных доказательств, так что мой отец снял с него обвинения.

– Начало мне уже не нравится.

– Мне – тоже, но я постаралась забыть об этом. Тогда мне казалось, что отец не сделал ничего плохого. Он был помощником прокурора и терпеть не мог преступников, связанных с наркотиками. Называл их отбросами, которые вредят обществу, и говорил, что все проблемы в нашей стране: убийства, семейное насилие, воровство – все это происходит именно из-за наркотиков. По его мнению, почти все преступления так или иначе связаны с ними.

– Ясно. Значит, ты не придала этому значения.

– Да, и все, казалось, шло хорошо, но… это не давало мне покоя. Я стала совать свой нос туда, куда не следовало. Один раз я даже влезла в его компьютер. Он всегда пользуется одним и тем же паролем, только где-то раз в месяц меняет последнюю цифру, так что угадать его было несложно. И тогда я нашла анонимную учетную запись, куда люди писали ему о своих особых просьбах и упоминали того, кто направил их к нему. Там не было никаких деталей, а все исходящие письма содержали одну-единственную фразу: «Давайте встретимся».

Я удивленно поднимаю брови.

– И все они приходили к вам в дом?

По-моему, это чертовски рискованно.

– Нет. Обычно он встречался с ними в каком-нибудь людном месте. Визиты в наш дом были большой редкостью, и, думаю, именно поэтому он так разозлился на ту женщину. Не знаю, сколько именно дел он «уладил», но там было так много писем, Истон! Правда, очень много! – От досады Хартли закусывает нижнюю губу.

– Ты потребовала объяснений?

– Нет. Вместо этого я пошла к Паркер. Она приказала мне перестать выдумывать, держать рот на замке и не говорить никому ни слова.

– Паркер знала, чем занимался твой отец?

– Понятия не имею.

Я думаю, она все прекрасно понимает, только не хочет в это поверить. Я жду продолжения, но Хартли молчит. Наклонившись, она поднимает несколько камешков и бросает их в океан. Я тоже бросаю камешки, и где-то минуту мне удается сдерживаться. Но потом я все-таки задаю вопрос, который не давал мне покоя еще с нашей первой встречи.

– Как ты сломала запястье?

Мой вопрос пугает ее. Она выпускает из руки камешек, и он с плеском падает в воду.

– Хартли, – не отступаю я, – как ты сломала запястье?

– Откуда ты знаешь, что я его ломала?

– У тебя там хирургический шрам.

– А, это. – Хартли потирает этот самый шрам. После короткой паузы она тяжело выдыхает. – После нашего с сестрой разговора прошло несколько месяцев, когда папа объявил, что собирается баллотироваться на пост мэра. Нам прочитали уйму лекций на тему того, как вести себя на людях. И даже приходила одна женщина, которая учила нас, как правильно стоять, улыбаться и махать рукой.

– Да, у нас тоже так было, – признаюсь я. – Здесь, на юге, очень важно уметь правильно себя преподнести.

Хартли презрительно улыбается.