Храм - Игорь Акимов (2008)

— Шеф ждет вас. — Молодой человек посторонился, пропуская Н, и уже говорил по переговорнику: — Матвей Исаакович, пришел Строитель.

На первом этаже был офис. Мягкий свет, картины в холле и на стенах коридора, по которому повел его молодой человек. Попытка спасти душу. Первые две картины ничего не сказали Н, но перед третьей — это был пейзаж Коровина — он остановился. Вряд ли хозяин позволит себе копию. Настоящее: в каждом прикосновении кисти энергия и чувство, и полная свобода от информации.

— Я из прошлого времени, — услышал он голос у себя за плечом, — и поэтому в живописи ищу то, что у меня отняли: покой и свободу.

Н повернулся. Матвей Исаакович был одного с ним роста, но массивней. Год назад и я был таким, почему-то подумал Н, только он моложе и потому покрепче. Физически на редкость здоровый человек, но душа все ему испортит.

Матвей Исаакович сделал знак одними глазами, и молодой человек снял с плеча Н котомку деликатно и легко, как пушинку.

Они прошли через уютный кабинет в небольшую комнатку: диван, два огромных, очень красивых аквариума, копия «Троицы» Рублева, повешенная так, что когда находишься на диване — она перед глазами, и каштан за окном.

— Это единственное место, которое принадлежит только мне.

«Троица» напомнила Н давний — очень давний! — визит в Третьяковку. Он даже вспомнил свое чувство, с которым подошел тогда к иконе: любопытство и ожидание прикосновения к чуду; иначе говоря — легкий интеллектуальный голод. Естественно, он не увидел ничего, кроме мастерства и неосознанной попытки вырваться из канона. Это разочаровало, но Н тут же поставил диагноз: причина не в Рублеве, причина во мне — меня наполняет другое. Но сейчас — после дороги — в нем образовалось свободное местечко, которое не успел — да и не мог — заполнить Коровин, и Н подошел к иконе. Ее писал замечательный мастер. Может быть, не менее талантливый, чем Рублев. Он был счастлив такому заказу — это видно; он соревновался с автором — кому удастся вложить в одну и ту же форму больше души и энергии, называйте, как хотите. Кто вложит больше света. Знать бы его мнение — кто победил…

— Я бы мог купить оригинал и подменить этой иконой — никто б и не заметил. — Голос Матвея Исааковича приглашал посмеяться вместе. — Но, во-первых, я получил именно то, что хотел. Во-вторых, я сомневаюсь, что оригинал лучше. И, в-третьих, я не мошенник. Кинуть миллионы людей — пусть даже они никогда не узнают об этом — не мой стиль. Да и себе дороже станет — совесть замучит.

В комнатке уже появился изрядный стол, а на нем «хеннеси» и кофе, и множество всевозможной вкуснятины. Давно Н не сиживал за таким столом! Не потому, что не мог себе позволить — позволить себе он мог что угодно, — но в нем не было такой потребности. Он всегда жил другим. Еда в его обиходе занимала… даже трудно сказать, какое место.

Матвей Исаакович налил в бокалы коньяк.

— Соединим наши усилия?

У этого человека все было настоящее.

— Давно я вас жду…

Матвей Исаакович не скрывал нежности и облегчения. Он пришел, понял Н. Он уже пришел. Он шел к этой встрече всю жизнь; всю жизнь он нес в своей душе нечто смутное; чтобы это понять и рассмотреть, сначала он должен был это реализовать. И вот это случилось. Последние шаги уже не имеют значения — это будет просто растянутое удовольствие. Может быть, он уже и сожаление испытывает: ведь больше нечего ждать, и может быть что-то самое важное сейчас уходит из его жизни. Он это потом поймет. А пока можно наслаждаться облегчением и нежностью.