Северный гамбит - Владислав Савин (2014)

— Господин следователь, ну что можно увидеть с двадцати шагов? Шли они, по крайней мере, сами, и на ногах держались. Даже как-то… ну с равнодушием, что ли? Будто ждали, да скорее бы! Сами встали туда, где им было указано. Мы по команде дали залп, они упали, и все! Меня теперь расстреляют?

— Трибунал решит. Когда ваше дело будет рассмотрено, и установлено, кем были те двое.

— Господин следователь, я больше ни разу не стрелял по русским! А когда мы сменяли на позициях немецкие части, от нас даже не скрывали, что бросили сюда на убой! Говорили что Таллин, это был ваш город, вот и обороняйте свою землю сами, а нас ждет фатерлянд! Мне повезло не быть на том злополучном конвое, который вы потопили — но мы понимали, что эвакуироваться нам не дадут, пароходов назад не будет! Но у нас не было выбора, ведь немцы стояли за нашей спиной! Нас предупредили, что всякий отступающий без приказа, или не в составе своего подразделения, будет расстрелян на месте полевой жандармерией. А у любого, кто сам сдастся вам в плен, семья будет заключена в концлагерь.

— Продолжайте. Что было на фронте? В каких боях вы участвовали?

— Так не было боев, господин следователь! До того последнего… Пару-тройку дней было затишье, будто и войны нет. Мой друг Оскар высунулся осмотреться, он был всегда очень любопытен, и как раз собирался послать домой письмо, "вот я уже на страшном русском фронте". И ваш снайпер убил его пулей в голову, это была первая смерть, какую я видел вблизи. Оскар был безобидным парнем, хотя и устрашающего вида, двухметрового роста и с огромными кулаками, но он никогда никому не делал зла, а в Оденсе у него осталась жена и дочь.

— Однако он тоже стрелял в тех двоих? Значит, виновен. Если вы пришли на нашу землю с оружием, то невиноватых среди вас быть не может, разница лишь в степени вины… Расскажите об обстоятельствах вашего пленения.

— Мы уже обжились, все стало казаться как дома. Правда, в самой первой траншее старались бывать поменьше, и не выглядывать, ваши снайперы там за два дня убили еще шестерых, лишь на участке нашего батальона. Но в остальном все было тихо, и мы уже втайне смеялись над теми, кто пугал нас ужасами русского фронта. Несколько раз пролетали самолеты, но не бомбили и не обстреливали, и мы надеялись, так будет и дальше. Откровенно скучали, поскольку нечем было заняться, и писали письма домой. А после, это был ужас! Мощный обстрел, когда даже земля вся дрожит и горит — и не только ваши пушки, но и эти дьявольские "катюши", я лежал на дне траншеи и боялся поднять даже руку, думая, когда же это кончится! Это был настоящий Верден, все вокруг было просто перепахано, стерто в пыль! А когда обстрел прекратился, мы услышали шум ваших танков, совсем близко, они наступали прямо за сплошным огневым валом от разрывов снарядов, который прошел через наши позиции подобно плугу! А за танками бежали русские солдаты, и прыгали нам на головы прямо с брони, мы не успели опомниться, как они закидали нас гранатами, а затем ворвались в траншеи, очень злые! Это было страшно, мы побросали оружие и подняли руки, а нас убивали, крича "эсэс!". Когда же все кончилось, нас осталось два десятка от роты и меньше сотни от всего батальона, про других не знаю. Нас согнали в кучу, и смотрели с ненавистью, как на приговоренных. А мы не эсэс, нам нечего делить с русскими! Я хочу всего лишь вернуться домой живым, и будь проклят фюрер, Рейх, а заодно и наш король, который втянул нас в эту безумную авантюру!

— Вы сказали, что прибыли на фронт 8 сентября. В плен попали двенадцатого, так откуда же у вас эта листовка, если за эти дни наши самолеты не бросали на вашем участке агитационный материал?

— Господин следователь, так это знают все! На Восточном фронте обязательно надо иметь в кармане ваш "пропуск", на такой случай, как у меня, это дает лишний шанс на жизнь. Если вам не повезло подобрать, значит надо добыть где угодно.